Степанида Борисова: «Хотелось бы комедию»

На днях свой юбилей отметила замечательная артистка Степанида Борисова. Драматические роли, режиссерские опыты и, конечно, удивительное исполнение тойука превратили актрису в настоящую легенду сцены. А почетные звания, несколько номинаций на «Золотую маску», гастроли по разным странам и континентам — все это было, да и продолжает иметь место в ее долгой театрально-певческой карьере. Совсем недавно, кстати, в Саха театре Андрей Борисов представил спектакль «Прощание с Матерой» с супругой в главной роли.

Встречаемся в ее гримерке в театре под номером 222. Актриса кажется немного уставшей. Накануне прошли юбилейные торжества. А в день встречи еще предстоит показ спектакля Театра олонхо «Сахаантала», тоже при­уроченный к юбилею. Мероприятий, одним словом, много.

В своем интервью Степанида Борисова вспоминает о том, как познакомилась со сценой, училась в Щепке, о ролях в театре и исполнении тойука.

— Впервые на сцене я увидела концерт артиста Христофора Максимова. Я тогда еще совсем маленькая была. Он играл какие-то отрывки, среди прочего исполнил роль женщины. А еще он пел песни. О нем говорили, что он известный артист и певец. Песни очень смешные были. Помню, какая-то из них была про хотон, который упал.

Еще припоминаю, что приезжали к нам две девочки, дети артистов. И мне они очень по­нравились. У них были такие белые платья, и особенно меня заинтересовали белые бантики. Я смотрела на них с восхищением и думала, что когда вырасту, то стану на них похожа. А в школьные годы, как и все дети, участвовала в самодеятельности — умеешь ты петь и танцевать или нет, неважно.

На сцену попала в третьем классе. Ко Дню Победы сделали спектакль, причем я была единственным ребенком. Сыграла русскую девочку, сидела, помню, на печке. И у меня был даже текст, правда, я его не выучила, подглядывала, положила между своими куколками. Никто, кажется, не заметил. Потом, в старших классах, уже в другой школе и другой деревне я стала читать много стихов. И мне в школе говорили: «Она будет артисткой». В девятом классе выступила на фестивале в Якутске, читала стихи. И в том же девятом классе за мной приехал один дяденька, совершенно незнакомый. Зашел к нам и спросил: «Здесь живет Степанида Семенова?». Оказалось, что он уже обговорил с моими учителями и забирает меня в Тюнгюлю. Его звали Виктор Никаноров. Ранее он в Саха театре работал, а потом стал преподавать.

— Можно сказать, крестный отец вашей театральной Одиссеи.

— Точно. Так вот там, в Тюнгюлю, уже большая школа была, много молодежи. Не то что у нас в деревне. Для меня все было необычно. Так вот там я начала петь. Он играл на баяне, а я пела за Туйаарыму Куо. Потом мы это показали в Саха театре. А 15 апреля, прямо в мой день рождения нас пригласили на телевидение, где мы этот номер записали. Вот так, можно сказать, началась моя творческая деятельность.

— То есть вы тогда уже и определились с выбором профессии?

— Нет. Не думала, что актрисой стану. У меня другая мечта была. Хотела стать врачом. Мама болела, и я хотела ее лечить. Но я училась неважно. Ленилась. Особенно с химией было не очень. И от преподавателя тоже зависит. А у нас учительница была мягкая, и мы ее не слушали. В общем, я поняла, что врачом мне не стать. Окончив школу, пошла в Министерство культуры, где мне посоветовали поехать в Сверд­ловск и поступать в консерваторию. Я, дура, поверила. Было нас две девушки на одно место. А еще оказалось, что нужен паспорт, которого у меня не было. Я даже об этом и не думала.

— Ну да, жителям сельской местности паспорта только в семидесятые начали выдавать.

— В общем, пока я этот паспорт получала, опоздала на экзамены. А чтобы у меня были деньги на проезд, мама убила нашу корову. Хватило на билет туда-обратно и немного на проживание, может, на неделю. И было у меня одно ситцевое платье. Приехала в Свердловск, с опозданием. Но мне там сказали, что будет еще второй поток, через месяц. Что делать? Денег совсем в обрез. Но зато дали место в общежитии. Жила с такими красивыми русскими девушками. Они старше были, уже красились вовсю, модные такие. Мне с ними повезло. Одну, помню, звали Лариса. Они прямо за мной следили, чтобы никуда не ходила. Или пьют, например, шампанское, а мне не дают, говорят, еще маленькая.

Был и такой случай. Однажды за мной увился один молодой человек, я от него убежала в общежитие, а он за мной. Даже в комнату увязался. Но тут мои девочки его под руки взяли и выпроводили. Я так испугалась. В большом городе не была раньше. Многое пугало, но я все-таки храбрая была. И так почти дожила до второго потока. А в консерватории мне дали адрес одного профессора, который хотел меня послушать. Я пошла туда. Иду и тут неожиданно встречаю четырех «японцев», как мне показалось, похожих на якутов. Но я сделала вид, что их не вижу. Прошла мимо. Но тут из-за спины услышала: «Девушка, а ты не якутка?» Я очень обрадовалась. Оказалось, что это наши спортсмены-борцы. Сказали, что сегодня улетают, и если я хочу вернуться домой, то они могут купить мне билет. Договорились, что если на­думаю, то они будут ждать в парке. Иду я к этому профессору и думаю: пусть будет, как судьба решит. Подхожу по адресу — такой двухэтажный дом, золотыми буквами написано имя профессора и звонок. И вот стою я, смотрю на этот звонок и думаю, звонить или нет. Минут пять простояла, но не позвонила. Развернулась и ушла. Это была моя судьба.

Вернулась в Якутию, в нашем районном ДК немного поработала, а потом меня пригласили в Нюрбинский театр. Нашли меня как «поющую девушку» через отдел культуры. Я приехала в Саха театр, где была труппа из Нюрбы, меня послушали и взяли. Так я снова стала петь. Кстати, выступать мы стали вместе с тем самым Христофором Максимовым, который меня так удивил в детстве.

— А что пели?

— Простые песни. Его собственного сочинения. Его, кстати, до сих пор очень любят.

— Попели в Нюрбе, а потом сразу в Щепкинское училище?

— Почти так. Летом был набор. И меня направили в якутскую студию. Хотя я еще и раздумывала, ехать или нет. Но все-таки поехала, и меня приняли. А конкурс был большой. То был 1969 год. И в нашей группе были Андрей Борисов, Анатолий Николаев, Ефим Степанов, Софья Баранова. Хотя, кстати, меня хотели направить в консерваторию, но я не согласилась, выбрав драматическое направление. А прежде, еще до отъезда в Москву, были экзамены в Якутске — сначала летом, а потом осенью. С Андреем на втором курсе познакомились, на первом его не было. Смотрю, какой-то русский парень сидит. Думаю: а зачем его взяли? Сдавали мы историю, и он мне подсказал с одним ответом про войну в Пруссии, помог, сказав, что ответ на карте можно найти.

— И потом началась Москва.

— Поначалу было непросто. Жили мы далеко,  в Быково. Это там, где аэропорт. В Щепкинском общежитие не предоставили. Жили в четырех частных домах. Вставать приходилось в пять утра. Автобус, электричка, потом метро. С обучением тоже было поначалу непросто. У меня еще и с языком была проблема, у нас в деревне все на якутском было, русский почти как иностранный был. И с актерским мастерством тоже было тяжело на первом курсе. Этюды не получались. Мой преподаватель Владимир Смирнов сильно меня ругал, даже кричал.

Андрей мне, кстати, и тут помогал, сделал реквизит для этюда. А этюд был такой: будто у меня в огороде зайцы поели мою морковку, и мне нужно было эту реакцию сыграть. А я все не понимала, как это сыграть. Потом наш мастер Михаил Николаевич Гладков, когда сдавали этюд, сказал мне своим низким голосом: «Стеша, я от тебя жду очень много, пожалуйста, занимайся!» — и поставил мне тройку за эту работу. Но я-то думала, что вообще будет двойка и меня выгонят. Все из наших получили отлично.

А впервые у меня, как я считаю, получилось, когда мы играли «Юбилей» по Чехову. У меня была роль Настасьи Мерчуткиной. И вот за это я получила уже пятерку. Потом уже были главные роли в «Золотой карете» и «Сон в летнюю ночь».

— Бурная культурная жизнь в столице мимо вас не проходила?

— Конечно, постоянно ходили куда-нибудь. Тогда с Андреем уже женаты были. Любимые театры — Таганка, «Современник» и МХАТ. Два первых в то время были очень модными, все хотели туда попасть. Ну и в Большой театр тоже ходили. Это было время Максимовой и Васильева. Многое было интересным. Ходили и по музеям, ну и кино, конечно.

— Так, а вы жили все время в Быково?

— Нет, мы потом пере­ехали в центр, жили прямо в институте. А получилось это так. На меня напал прямо рядом с домом мужчина, была весна. Я была в шоке и думала даже бросить учебу. Летом сказала маме, что если не смогу найти квартиру в другом месте, то вернусь обратно. Приехала в Москву и читала по столбам объявления. И вот однажды захожу в аудиторию, и мне с порога наш мастер говорит: «Стешенька, заходи». А там сидят и ректор, и проректор. И вот меня попросили рассказать, что же со мной случилось. Мне повезло, что подъехал автобус, откуда вышли люди, и этот человек меня отпустил и убежал. Это прямо рядом с домом произошло. Я, кстати, очень сильно кричала и заболела. И вся еще исцарапанная была.

В общем, меня выслушали, и вердикт был такой: девушкам немедленно переезжать. И мы поселились прямо в училище. Потом и ребята к нам присоединились. Считаю, что жили шикарно. А уже после нам нашли общежитие в ГИТИСе. Но я туда не переехала, а переселилась в подвал Щепки. Мы там с казашками жили. А уже когда с Андреем поженились, то нам дали комнату в общежитии хорео­графического училища, тоже рядом со Щепкой.

— А практики летней не было в Якутске?

— Ребята ездили на гастроли, а у меня ребенок уже был. Старшая дочь родилась. Ну а в конце нашего обучения к нам приехал Федот Федотович Потапов и сказал мне: «Пиши заявление в Саха театр».

— Так, а с пением вы немного завязали, получается.

— Да, не пела. В училище сдавала, конечно, пение. Но это другое.

— В общем, вы сразу после обучения были приняты в труппу Саха театра вместе с Андреем Борисовым.

— И да, и нет. Андрей потом в армию ушел, а после поехал на режиссера учиться в ГИТИС. Мы семь лет фактически не жили месте. А вообще у меня сразу начало удачно складываться в театре. Пошли главные роли. Можно вспомнить роль Суоһалдьыйа Толбонноох в пьесе Ивана Алексеева или роль Марии в пьесе по Валентину Распутину. До рождения второй дочери много было красивых ролей. Еще была такая небольшая, но запоминающаяся роль-эпизод в спектакле «Злой дух» по Неустроеву. Играла женщину-приживалку. Такая комическая роль, которая мне очень нравилась. А вообще я мечтала сыграть какую-нибудь роль в постановке по Шекспиру. Но не получилось.

— Какую еще особенную роль можете вспомнить в вашей долгой карьере?

— Я бы выделила роль Лагларыйа Даарыйа в спектакле по Ойунскому «Николай Дорогунов — дитя человеческое» в постановке Андрея Борисова. Там героиня — замужняя женщина, у которой по делам уезжает муж. А она влюбляется в другого, и они живут так полгода вместе. И вот героиня чувствует, что муж скоро вернется, просит своего возлюбленного уехать и дарит ему коня. И тот уезжает. Вернувшийся муж обо всем узнает. Но она как-то его заговаривает. Потом ее возлюбленный умирает, а конь возвращается. И там такая сцена: лошадь ударяется о сэргэ, и оба падают. Она понимает, что ее возлюбленный умер. В этой сцене я начинаю плакать, причитать, проклинать, и все это над умершим конем. И вот вдруг в живот ей ударяет ребенок. А она и плачет, и радуется. Сыграть это непросто было. И зрители, знаю, до сих пор хотят увидеть это на сцене. Но Андрей не хочет возобновлять спектакль, а я, возможно, и не смогу это повторить. Вот эта роль оставила сильный отпечаток в моей душе и сердце.

— Ваша героиня, наверное, еще и пела. А когда вы перешли на тойук?

— Да, пела. А пение началось уже с первой роли Суоһалдьыйа Толбонноох в Саха театре. Тойук. Поэтому спектакль и был успешным, может быть.

— В то время немногие пели тойук?

— Тойук-то пели. Но это было неинтересно и немодно. Да и власти запрещали. Но, тем не менее, я во многих спектаклях исполняла тойук. Например, в «Добром человеке из Сычуани». Был еще и трагический спектакль про Ойунского, а потом поставили «Кудангса Великий», где я играла великую скорбь. Там тоже много пела.

— А вы специально учились исполнять тойук?

— Нет. Это, как говорится, от природы. И я еще внимательно слушала, конечно, как поют другие.

— В фойе театра среди прочего есть огромная карта, куда нанесены ваши многочисленные гастрольные направления. География впечатляет. И это по большей части касается как раз пения. На нескольких афишах там присутствует еще одно имя — барабанщика Павла Файта.

— Да, это чех. Встретила его в Германии. И мне посоветовали с ним попробовать поработать. И мы начали репетировать, подготовили программу. Долго с ним выступала — шесть лет. Потом был другой барабанщик из Германии, был еще и барабанщик-москвич. В Японии у меня тоже есть партнер-барабанщик, у него нет рук чуть выше локтя. Очень он интересно играет на разных маленьких барабанах.

— Какие-то выступления особенно запомнились?

— Да, например, в оперном театре Вагнера, в Германии. Там были музыканты из разных стран мира. Очень замечательный был концерт. Или вот на Ближнем Востоке, в Ливане было тоже интересно. Там, как мне показалось, какие-то очень внимательные слушатели были.

— Между прочим, а о чем ваши песни?

— Это в основном народные песни. Слова некоторых песен написаны моими друзьями, иногда на ходу придумываю, импровизирую. Правда, я стесняюсь сознаться в том, что это мои песни. Говорю, что импровизирую, и меня оставляют в покое. А темы... Любовь, благословения-алгыс. Еще удаганские песни. Много о природе текстов. О Якутии. Всегда очень скучаю по родине. Больше недели сложно уже где-то находиться. Начинаю всех ненавидеть.

— Нельзя пройти мимо Театра олонхо, одним из основателей которого вы являетесь. Более того, обучаете еще будущих артистов в АГИКИ. Так все-таки вы или Андрей Саввич его придумали?

— Конечно, Саввич. А я ему помогаю, главным образом, с артистами, учу их тойуку, пению. Ведь специфика артиста Театра олонхо в том, что он играет как драматический артист, но при этом поет, танцует и еще рассказывает как олонхосут.

— Нравится преподавать?

— Уже немного лень. Но своих ребят жалко. Нужно обучить.

— А вообще, кроме вас это кто-то может еще делать?

— Найдут. Но пока нет. Кто-нибудь да будет.

— Но это еще найти надо. А есть у вас какая-то роль, которую хотелось бы еще сыграть? Или которую хотелось сыграть, но не получилось?

— Мне кажется, что у меня не было никакой классической роли.

— Да, вы уже сказали с некоторым сожалением о Шекспире.

— Да. И даже русской-то классики как-то почти не было. Кроме роли Свахи из «Женитьбы Бальзаминова» больше ничего и не припомню. А что касается настоящего, то ничего пока играть не хочу.

— Пока. То есть еще возможно? Впрочем, недавно ведь вышел спектакль Андрея Борисова «Прощание с Матерой» с вашей в нем главной ролью.

— Но эта роль трагическая. А хотелось бы комедию.

— Кстати, об Андрее Саввиче. Есть у вас его любимый спектакль?

— Мне всегда нравился «Король Лир», хоть роли у меня в спектакле и не было. Хотя сначала должна была быть. Но он обманул, сказав, что лучше вместо меня другая артистка сыграет (смеется).

И. БАРКОВ