Страна глухих

Я вхожу на территорию республиканской специальной (коррекционной) школы-интерната для неслышащих обучающихся, расположенной в районе новопортовской, кстати, единственного подобного образовательного учреждения в Якутии. Здесь всегда чистенько, ухожено, цветочки высажены и даже альпийская горка есть — идиллия! Но внутри коллектива кипят нешуточные страсти: одна из воспитателей обвинила в жестоком обращении с детьми учителя индивидуальных занятий по развитию слуха и речи. И самое поганое во всей этой ситуации то, что в конфликт взрослых людей втянуты дети, и без того не избалованные ни вниманием, ни здоровьем. Ко всему их тут обижают, оскорбляют, закрывают в темных кабинках, тычут в лоб, в бока, в живот и при этом хотят хороших результатов в учебе по инновационной программе, предполагающей развитие речи через музыку, пение, игру на флейте и кларнете.

ИННОВАЦИОННЫЕ КАБИНКИ

Коллектив здесь большой — порядка семидесяти штатных единиц на сто детей. Здесь обучаются как городские ребятишки, так и со всех улусов республики, поэтому и проживание здесь постоянное — забирают их только на каникулы. На первом этаже пахнет, как в детском саду, — кашей. Мы поднимаемся на второй. Я нахожусь здесь по приглашению учителя Марии Анисимовой, в кабинете которой мы и беседуем. Впрочем, кабинетом этот закуток назвать трудно. Здесь нет окон и вентиляции, и уже через несколько минут разговора мне трудновато дышать, через час уже и думать сложно, а если представить, что на воспитанника на занятии еще и специальную аппаратуру надевают, то и вовсе дурно становится. Сами учителя называют их кабинками: на двух квадратных метрах места хватает на маленький столик, где визави ученик и учитель. На стене висит зеркало, перед ним упражняются в артикуляции. Таких закутков по периметру несколько, а стены буквально картонные, так что нетрудно предположить, что для слышащих одновременные занятия здесь превращаются в какофонию звуков. И это в огромном трехэтажном здании, ну да не об этом сегодня речь.

К разговору с корреспондентом Мария Борисовна приглашает ту самую «бунтарку» — воспитательницу Валентину Федорову, которая, если забегать вперед, оказалась единственной в этом коллективе, кто заступился за детей. Теперь ее пытаются выдавить, чтобы сор из избы не несла. Валентина так же, как ее воспитанники, инвалид по слуху, но, в отличие от многих своих коллег, в совершенстве владеет жестовой и дактильной речью, отлично читает по губам и вполне внятно говорит, что поначалу даже и не подумаешь, что человек совсем не слышит. Всё в ней выдает человека волевого, дисциплинированного, с обостренным чувством справедливости. Собственно, описываемая ситуация этого и требует: она в одного решилась на слом сложившейся годами системы: интернат для глухих — отдельная страна, правила выживания в которой отличаются от обычных.

ВОСПИТАТЕЛЬ

Пусковым крючком для начала открытого конфликта послужил неприятный инцидент, имевший место быть во время подготовки к празднованию Дня республики, когда учитель Любовь Прокопьева в присутствии воспитателя Валентины Федоровой стала кричать на ученицу 4 класса Екатерину (имя изменено) по поводу якобы недостаточно чистой блузки. Но более всего Валентину даже не это возмутило, хотя блузка была чистой, ее поразила реакция девочки: когда учительница нависла над ней, Катя зарыдала. Валентина дополняет свой рассказ жестами и действиями. Она встает, нависает надо мной, сидящей на стуле, показывая, как это происходило в тот день, и мне, взрослому человеку, умеющему за себя постоять, крайне неприятно подобное нарушение личных границ, так что хочется оттолкнуть это напирающее облако. Автоматически. А при этом учительница еще и кричала на ребенка, выясняя, единственный ли в ее гардеробе бюстгальтер или имеется в наличии другой. Девочка явно боялась отвечать учителю, и тогда Валентина за нее вступилась. Позже в разговоре с девочкой она выяснила, что психологическое, а иногда и физическое насилие над нею продолжается не первый год. Кроме того, Катя рассказала, что и над другими детьми учитель так же издевается, позволяя себе не только кричать на них, но и толкать в бок, в лоб, в живот, щелкать по голове, в зависимости от настроения, и при этом велит им молчать, так как это «секрет» и «нельзя говорить». Найдя в Валентине защитницу, девочки решились записать видео, где жестовым языком рассказали о том, как оскорбляла, обижала и побивала их учительница. Тем временем учительница эта на хорошем счету у руководства, которое, по словам Валентины, знает о ее столь жестоком обращении с учениками, ровно так же, как и другие члены коллектива. Но они закрывают глаза и делают вид, что ничего не происходит, так как у Прокопьевой хорошие показатели, всяческие награды, и она председательствует в совете школы, в функции которого входит, кроме прочего, распределение стимулирующей и премиальной частей заработной платы работников. У Прокопьевой и раньше возникали конфликты с учениками, но после них она либо уходила в длительный отпуск, либо брала больничный, либо увольнялась, но затем ее вновь принимали обратно. Так всё на тормозах и спускалось. Давайте, дескать, об этом забудем.

УЧИТЕЛЬ

 В разговоре с Любовь Прокопьева то жалуется на судьбу, то включает другие механизмы манипуляции, то идет в наступление, рассказывая корреспонденту о том, что ему можно думать и писать, а чего делать он не вправе. О начале конфликта она говорит минут десять: Екатерину она готовила к записи видео, так как девочка поет в вокальном ансамбле, но тут выяснилось, что у нее бюстгальтер, не подходящий под блузку, да и блузка какая-то выцветшая. После ее замечания все завелись, а девочка стала плакать. Учитель спросила ее, почему Катя плачет, на что та якобы ответила, что воспитатель на нее злится, поэтому она плачет. И учитель подумала о воспитателе: ну нервный человек, больной, что-то недослышала, где-то что-то. С тем и ушла на майские праздники. Тем временем воспитатель «подготовила коварный план отмщения». Инвалиды, по мнению Любови Георгиевны, очень болезненно реагируют на всё и думают, что все их обижают. После праздников учителя пригласила директор и сообщила, что на нее поступила жалоба за подписью 13 родителей, на что учитель, не будь дура, написала докладную всё про ту же блузку. После этого для Прокопьевой, с ее слов, начался кошмар: эти видео детей с жалобами, собрания, расследование. Каждый день директор вызывала ее к себе.

ДИРЕКТОР

Интересный разговор сложился у нас с директором школы Оксаной Винокуровой, которая всецело встала на сторону учителя, при этом игнорируя жалобы воспитателя и детей.

— Прокопьева обижала детей. Скажите, а вы были в курсе этого?

— Конечно. Нет. Во-первых, у нас по ФЗ «Об образовании» любой конфликт между участниками образовательного процесса расследуется конфликтной комиссией. Такое расследование проведено, материалы имеются, и в ходе этого расследования, к сожалению, выяснилось, что ее оклеветали. Правда, она по собственному желанию уволилась. Я, конечно, с ней переговорила, она на самом деле очень ценный молодой специалист средних лет. В данное время она обратилась за защитой своих прав. Клевета исходила от одной нашей сотрудницы, она, кстати, инвалид, глухая. Мы ее приняли на работу, как бы стараемся своих социально поддержать: их же никто не берет на работу, мы их трудоустраиваем, она работает у нас воспитателем. А Любовь Георгиевна ведет у нас инновационный проект в рамках проекта «Музыка для всех», то есть у очень глухих детей с помощью музыки и пения развивает речевые навыки. Она была инициатором этого проекта, ищущим новые методы и так далее, но занимается не она одна, а группа педагогов. Еще они учат играть глухих детей на флейте. В планах была игра на кларнете, но ввиду сложившихся обстоятельств Любовь Георгиевна, как человек принципиальный, решила уйти в сторону, уволившись. Мне конкретно очень жаль терять такого специалиста. Вчера (во вторник. — Я. Н.) у нас состоялся педсовет, на котором в ее защиту выступили молодые педагоги, что она хороший наставник. Что касается служебного расследования, каждый пункт заявления Валентины Федоровой проверен, и по ним не получены доказательства. Во-первых, детей в интернате сняли на видео на телефон, и уже родители, которые не давали согласия Валентине Иннокентьевне на съемку их несовершеннолетних детей, написали жалобы на мое имя. Соответственно, я по жалобе родителей тоже провела расследование, и выяснилось, что она заставляла детей снимать эти видео и говорить нехорошие слова о Любови Георгиевне, что она плохая, что закрывает их в кабинете и так далее, но, как оказалось, это неправда.

Независимая, по словам директора, комиссия состоит из пяти сотрудников школы: молодой учитель, специалист по охране труда, который как раз отвечает за систему видеонаблюдения, и так далее. К слову, «и так далее» — излюбленная фраза Оксаны Александровны, которая явно чего-то недоговаривает, но вкладывает в это «и так далее». По умолчанию.

А вот в конфликтную комиссию директор включила сторонника Федоровой Марию Анисимову, которая результаты расследования бросила в лицо секретарю и отказалась подписывать. Заявление другого учителя Анисии Никифоровой, которая стала свидетелем того, как Прокопьева заперла в кабинете-кабинке для индивидуальных занятий первоклассницу и выключила там свет и та билась в истерике, рыдала и просила помощи, пока через некоторое время не явилась запершая ее учительница, также рассматривалось комиссией. Но итог, выдаваемый мне директором, таков: «В тот день, который она указывает в своем заявлении, ее в школе не было. Анисия Михайловна была на больничном и никак не могла оказаться у кабинки с запертой девочкой». А в заявлении так и указано: «В середине октября (к сожалению, число я не помню) я стала свидетелем жестокого обращения со стороны учителя Прокопьевой в отношении ученицы 1 класса Аины (имя изменено). Она громко кричала, рыдала, стучала в дверь кулаками, билась в истерике… входная дверь кабинки была закрыта на ключ, ключа в замке двери не было… я через стекло пыталась успокоить ее, но она продолжала плакать и кричать… когда вернулась Прокопьева со своей подругой Кузьминой, я возмутилась: «Почему мучаете, истязаете ребенка, держите в темноте, заперли дверь?!». Она ничего не ответила.

Меня крайне возмущает такое жестокое обращение с детьми-инвалидами. Я периодически слышу крики и грубые слова со стороны Прокопьевой, обращенные к учащимся». Но Анисии Михайловны по табелю примерно в середине октября в школе не было, а значит, и не было жестокого обращения с ребенком. Прям-таки логика — конек всех пяти членов абсолютно независимой комиссии школы! Заявление Никифоровой, поданное директору школы, доказательством, конечно, не является, так как свидетель в это время болел. По словам директора, каждый пункт заявления Федоровой был проверен, и доказательств ни по одному из этих пунктов нет, зато подчеркивается, что на праздник девочка, курируемая воспитателем Федоровой, пришла в неопрятной форме (в белой выцветшей рубашке, выданной ей кастеляншей интерната. — Я. Н.) — вот это нарушение так нарушение! Учитель сделала замечание не ребенку, а воспитателю, почему-де та не уследила, что девочка на выступление пришла в неопрятной форме. А воспитатель восприняла это как оскорбление.

Казалось бы, они поняли друг друга, делает выводы директор, но тут вмешалась третья сторона, которая в чем-то была заинтересована (Мария Анисимова. — Я. Н.), конфликт разгорелся и она (Федорова. — Я. Н.) пошла дальше. Факты жестокого обращения с детьми не доказаны, так как родители детей также не доказывают их, а дети, по уверению директора, искренни с родителями. И вообще, нельзя по заявлению одного человека сразу же принимать меры (тогда как я насчитываю уже как минимум три заявления от разных людей. — Я. Н.).

Наконец, нерв Оксаны Винокуровой начинает свою игру:

— Я знаю приоритеты вашей газеты, но здесь ничего сенсационного нет! Конфликты случаются, это рабочие процессы. В этой школе возникали два локальных конфликта по отношению к директору, и это были очень некрасивые истории. Я не склонна обсуждать то, что было. Я работаю с тем, что получила, и для меня все члены коллектива равноценны.

А КАК ЖЕ ДЕТИ?

— Оксана Александровна, вы почему-то совершенно не говорите о детях, которые оказались замешаны в конфликте взрослых.

— Как это? Вся наша работа — это забота о наших детях. Другой цели у нас нет.

— Но пока вы только о себе и о коллективе говорите. Но в первую очередь вы должны защищать интересы детей, правильно?

— (Задумывается). Защищать интересы детей, — проговаривает растянуто, почти по слогам. — Ради этого мы и работаем. Вы как интерпретируете-то слова?

— Никакой интерпретации. Вы говорите, что учительницу оклеветали. Ее оклеветали дети?

— Учительницу оклеветали, — вновь тянет слова в задумчивости, — судя по материалам расследования, другие коллеги. Ее коллеги обвинили ее в том, чего она не делала.

— Но дети ведь тоже жалуются!

— Дети рассказали своим родителям, что Валентина Иннокентьевна заставляла их снимать жалобы на видео, воспользовавшись своим положением.

— Как чувствуют себя дети? — для лучшего понимания тоже начинаю растягивать слова.

 — Нет.

— Что нет?

— Она снимала… Чего? Я не поняла.

— Дети, говорю, как себя чувствуют на данный момент?

— Как чувствуют? Прекрасно чувствуют.

— То есть они оклеветали учительницу и чувствуют себя прекрасно?

— Вы тон свой уберите и не зацикливайтесь. Еще раз говорю, родители пожаловались на Валентину Иннокентьевну.

— Откуда родители взяли жалобы на Валентину Иннокентьевну?

— Потому что они (запинается)... Она заставляла их детей говорить неправду.

— А вы детей спрашивали?

— На сегодня у меня есть коллективное заявление от родителей, которые отказываются от воспитателя Валентины Федоровой. Ей это чем грозит?

— Чем ей это грозит?

— Что у нее работы не будет!

 — Оксана Александровна, в ваших словах отсутствует логика.

— То, что пишут эти люди, Валентина Иннокентьевна, перепроверено не мною лично, а независимой комиссией!

— Да уже Бог с ней, с этой комиссией! Вы даже не можете ответить, как чувствуют себя дети, втянутые в конфликт взрослых людей.

 — Дети себя чувствуют нормально.

— Вы ведь давите на детей. Вам так удобно выстраивать работу с этими же детьми?

— Вы абсолютно не владеете ситуацией. Приходите к нам в школу, поговорите с людьми — с детьми, учителями, воспитателями. Мы всегда открыты. Мы сурдопереводчика вам предоставим. А вы говорите, мы не заботимся о детях.

— Так не сходится же ничего.

— Потому что это выдуманная это история! Понимаете?

— Ниоткуда взялась. Детей никто не обижал, в темных кабинках не закрывал.

— Человека оклеветали.

— Дети оклеветали взрослого человека. Так?

— Конечно.

— Как скоро вы собираетесь взять обратно на работу молодого специалиста средних лет?

 — Я пока об этом не думаю. Человек по собственному желанию уволился.

— С какого числа, кстати?

— Давно. Она не завершила учебный год и вынуждена была уйти.

— Если она права, то почему ушла, даже не завершив учебный год?

— Потому что руководитель методобъединения (Мария Анисимова — Я. Н.) встала против нее. Как она может работать в такой атмосфере? Вот эта Мария Борисовна, которая пишет в вашу газету в том числе, вместо того чтобы разобраться как наставник, советы дать…

 — …как бы поудобнее бить детей и дальше?

— Никто никого не бил! Вы что интерпретируете слова? У меня в интернате целый заместитель директора по воспитательной работе.

— И?

— Приходите, проверьте, как дети живут, в каких условиях и как воспитатели с ними занимаются.

— Я так понимаю, хорошо занимаются. А чем отличается воспитатель Федорова от остальных?

— Я уже объяснила функционал. Учреждение круглосуточное. Со всех районов республики к нам приезжают дети учиться, потому что это единственная школа для глухих. К сожалению, в массовой школе они образовательные услуги не могут получить.

—Я воспользуюсь вашим приглашением. В какое время могу школу посетить?

— Когда угодно. Так, ладно, ко мне уже учителя заходят. Приходите, поговорим.

Мария АНИСИМОВА, руководитель методического объединения учителей индивидуальных занятий:

— Сегодня прошел педсовет. Валентина — очень честный и справедливый человек, и все понимают ее правоту, но вместе с тем все боятся выступить.

— Кого боятся?

— Директора.

— Держатся за рабочие места?

— Именно! Меня было включили в состав комиссии, но пригласили лишь на первое собрание, а после перестали и звать, и отвечать. Всяческое затягивание расследования, а также желание оградить человека, виновного в жестоком обращении с детьми-инвалидами, расцениваю как попытку скрыть противоправные действия учителя, не имеющего никакого права так поступать с детьми! Ясно как белый день, ни при каком раскладе или степени усталости это делать непозволительно.

ПОД ЗАНАВЕС

Валентина показывает мне видео, где дети на языке жестов повествуют о пережитом, а она мне переводит. Я рассматриваю фото в телефоне, а она рассказывает мне о жизни — своей и детишек.

 — А это кто? — смотрю на улыбчивую девочку-пигалицу.

— Это мы взяли девочку-сироту из интерната, я оформила опекунство и воспитываю как родную дочь. Сейчас ей уже 20, но костью все такая же маленькая остается. После всей этой истории к нам вдруг явилась проверка из опеки, пытались выяснить, сдаю ли я ее квартиру. Но на самом деле дочь в ней живет, а у нас дома просто часто гостит — это ведь и ее дом тоже.

— Валентина Иннокентьевна, а вы с рождения плохо слышите?

— У меня и мама, и папа глухонемые. Всем остальным братьям-сестрам повезло, а у меня вот врожденное. Родители не отдали меня в интернат, обучалась я практически на дому, но была прикреплена к обычной школе.

— И вы прекрасно говорите!

— Спасибо. У меня и высшее педагогическое образование имеется. Часто в интернатах глухим детям ставят диагноз «умственная отсталость» только потому, что они плохо слышат и поэтому им гораздо сложнее обучаться, чем обычным деткам. Нельзя так обращаться с детьми, я уж не говорю с детьми-инвалидами, что вообще, считаю, не должно оставаться безнаказанным. Вы же видите, что я готова защитить права моих воспитанников: на них теперь оказывается давление за то, что рассказали правду. Их никто не слышит и слышать не хочет! Родителей в какой-то мере можно понять: они опасаются открыто высказывать свое мнение, поскольку их дети должны продолжить обучение и проживание в школе-интернате, и ради этого они даже готовы смириться с жестокостью и несправедливостью отдельных педагогов по отношению к детям. Некоторые родители, проживающие в отдаленных районах, достаточно редко общаются со своими детьми, а потому находятся в неведении, как живет здесь их чадо. Так кто их защитит, если не я? Намерена обратиться в СУ СК с заявлением, раз в школе расследование компетентно провести не могут.

— Вы еще и медик? —смотрю на группу людей в белых халатах на фото, где стоит и Валентина тоже.

— Это курсы подготовки волонтеров для оказания помощи раненым. Мы выезжали в госпитали с тяжелоранеными ребятами— готовили им нашу якутскую еду, кормили, ухаживали, делали массажи. Порой ребятки просто просили подержать их за руку, и мы так сидели весь день, и им легче становилось, даже врачи такому эффекту удивлялись. Ну, я побегу? Меня детки мои ждут.

Ближе к вечеру раздается звонок от Любови Прокопьевой:

— Я хотела бы дополнить комментарий. Одна учитель Олеся Данилова, младший друг Марии Борисовны, вырвала ученику клок волос. На нее поступила докладная от врача школы, и другие учителя слышали крики из ее кабинета, было разбирательство. И, может, оттуда у них такие мысли обо мне? Каждый же судит по себе. Я раньше не понимала, что кто-то это все мог подстроить и остаться в тени. Но почему теперь я одна должна страдать?

Яна НИКУЛИНА.

 Фото автора и из открытых источников.