Жуткие истории сумеречных улиц

Время от времени мы обращаемся к знатокам страшных историй нашего города. Обратились, можно сказать, к ветерану. Что называется, знакомы с ним «еще с Гражданской». Помню, как он кропотливо записывал образчики городского и пригородного фольклора в общие тетради еще в 80–90-е гг. Истории эти не про шаманов и абааhы, а в жанре, если так можно выразиться, «ужасы города». И да. Осторожно: истории достаточно страшные и, возможно, даже неприятные для восприятия.

Пролог

Потом наступили другие времена. Жанр страшных историй был полузабыт (полностью заменен ужастиками с видео­кассет VHS), деградировал до уровня «один мальчик пошел ночью в лес…», «не ходи по желтой дороге…», «не садись в красный автобус…», «в темной-темной комнате…» и прочая. Гы. Детсадовский и младшешкольный уровень подачи материала. И не было в то время повествований от первого лица. Мол, однажды со мной приключилась вот какая злогребучая катавасия… Сейчас же рассказывают от первого лица те же старые пионерские сюжеты, добавляя нюансы и уточнения (для реалистичности рассказа). Так сказать, новые современные городские баллады. Но как же подлинный фольклор 40–80-х гг.? Помнит ли кто? Кто-то вспомнит, что мастерски такие случаи рассказывал актер Якутского драмтеатра Лазарь Сергучев. Кто-то вспомнит других прекрасных рассказчиков, повествующих со всей экспрессией и выразительностью. Я вспомню старика Пугачева. Ну и, конечно, сегодняшнего нашего собеседника. Одного из немногих знатоков подлинных страшных историй из городского фольклора. Как совершенно свежих, так и довольно старых.

Однако он пожелал не раскрывать свое имя. Чтобы герои и персонажи его историй в случае чего не предъявили ему тему: зачем, мол, распространяешься? Мы же тебе только рассказывали. Потому так. А назовем его Следопыт.

И Следопыт начал свой рассказ вот как:

— В общем, ты прекрасно помнишь начало и середину «славных» 90-х годов. В принципе, и действительно славных: мы были моложе, мир был ярким и многообещающим, был этот ежедневный трепет новых впечатлений. И вот 90-е. Начался разгул шаманоидных личностей, ведьмовских шабашей, «сатанистских» группировок типа Para_bellvm (этих мы прогоняли), колдунов и прочего-прочего-прочего. Тогда я трудился в мастерской одного ведомства на ул. Павлика Морозова. В свободное от работы время мы творчески трудились там же в такой любопытной нише, как «эзотерические товары». Это начиная с шаманских бубнов и костюмов со всеми железными и медными висюльками для неошаманов и удаганок до магических мечей и секир, короны какого-нибудь Лилового Короля в обрамлении кристаллов горного хрусталя да свечей из человеческого жира.

Притом ничего противозаконного. Человеческий жир добывали так, к примеру. Шли к местам скопления бомжей. Нанимали бичих. Давали им магазинскую обер­точную бумагу и гребешки-вошкобойки. Они вычесывали волосы и жир с вошкобоек мазали на бумагу. Это «сырье» добавляли в натуральный воск… Ведьмы забирали эту продукцию нарасхват… В том числе и настоящие «баба-ежки». Как, например, Матушка Гусыня (фамилия Гусева), жившая на ул. Горького и служившая на одном из старинных погостов кладбищенским смотрителем. Ну ты, вероятно, знаешь: у нее-то реальная старинная традиция ведьмовства была. Не знаю, передала ли кому свою Силу, но ей передавали Ветошкины. Это я помню. Тоже колдунья была настоящая бабка Ветошкина.

Так вот. Секрет этих свечей был и в фитиле, обрабатываемом нами на различных участках то тем, то другим хим­элементом. Отчего пламя свечи в соответствии с нашей разметкой на воске как по заказу вспыхивало, горело ровным огнем, трещало, дрожало, плясало, меняло цвета. Ведьма: «Если сейчас пламя окрасится в синий цвет, то быть…» — хлоп, и пламя синее. Но самое интересное было в том времени то, что мы с товарищем служили как бы экспертами в потустороннем. Аналогом «охотников за привидениями». То буйство духов беспокоило семью в старинном скопческом доме близ маломархинского кладбища. То охранник жаловался на то, что в новом институте чудят какие-то «чебурашки» — пугают по ночам. То у автовокзала в старом бараке ровно в полночь с 21 на 22 ноября раздавался из подполья неизменно шум тасования деревянных досок и очень сильно начинало пахнуть сырой землей и еще чем-то неприятным — старушка, обитательница этой комнаты, просила избавить ее от этого неприятного феномена. И мы выезжали на местность, проводили обряды — ты помнишь, я тогда уже всерьез увлекался шаманскими и языческими обрядами. Да и, зная мою словоохотливость, ты можешь понять, что одними беседами избавлял людей от навязчивых идей сродни неврозам. Опять же, попадались и люди с отклонениями. Процент реально необъяснимых ситуаций был невысок.

Потустороннее

Следопыт продолжил:

— Хочу сразу оговориться и утвердить свое непоколебимое мнение в том, что никто из участников каких-то событий, связанных с потусторонним проявлением и вмешательством, этого не пережил без вреда для рассудка, здоровья, не говоря уже о дальнейшем пребывании на этом свете. Потому что прак­тически у всех людей (имеется в виду обыватель, пусть даже с горящим взором ожидающий контактов с иными мирами) психика не готова к такому развороту событий. Именно поэтому есть единицы тех людей, которые сумели сохранить свой рассудок после подобных, с позволения сказать, встреч и готовы рассказать от первого лица про свои злоключения. Именно про «мощные случаи», такие настоящие ужасные события, происходившие именно с ними, а не с кем-то. Потому что в основном встречаются рассказчики, поверившие в свои фантазии и вымыслы на основе впечатлений от сюжетов просмотренных фильмов ужасов.

Вот такое еще одно нелирическое отступление. Итак. Тема — ужасы города.

Существуют классические городские истории ужасов, которые повторяются чуть ли не систематически по всему миру. Буквально везде. Классика. С классики мы сейчас и начнем. Сначала рассмотрим минимальный уровень треша, и так по нарастающей.

Глава «Соседи». Так и назовем.

Соседи

— История эта настоящая. Услышанная и записанная мною от самого очевидца. Притом не раз слышал его вариации от других уже людей.

Жилой дом. Неважно — сталинка, хрущевка, капэдэшка, новостройка. Попадались схожие случаи и там, и там.

Вечер. После трудового дня семья, закончив ужинать, мыть посуду, тудым-сюдым, ложится спать. Уже засыпают. И вдруг за стенкой женский вопль, заплакал ребенок, начали передвигать мебель, что-то падает, слышны глухие голоса, повышенные тона, опять что-то падает, опять что-то творится. Знакомая ситуация? Ты ворочаешься, не можешь уснуть. Смотришь на часы — пятнадцать минут третьего. За стеной продолжается возня — завтра рано вставать, а сон аж отбило. Ты решаешься идти разбираться. Жена вцепляется обе­ими руками: «Не ходи!» Вообще, у женщины это чувство опасности и инстинкт самосохранения обострены и очень развиты. Ну кое-как уснули. Утром проснулся, завтрак. И пошел-поплелся на работу. Но первым делом к дурным соседям. Стучишь, звонишь. Уже барабанишь сильнее. Не открывают. Ладно. Пора идти. На обратном пути загляну. Хорошо.

Вечером благополучно забыл. За ужином жена вспоминает ночную возню соседей. Ты возмущаешься: «Соседка, Ленка-то, опять кому ни попадя сдала квартиру. Сейчас пойду устрою этим бесогонам». Опять идёшь барабанишь. Никто снова не открывает. Хорошо. В эту ночь тихо. На следующую тоже. Радуешься: образумились. Ан нет. На третью ночь снова крики, возня, все остальное. Идешь барабанишь. Никто не открывает. Возвращаешься и спрашиваешь у жены: «Ну что, прекратили?» — нет, отвечает. Заходишь в спальню и слышишь, как в твою стенку с той стороны конкретно долбят или кого-то долбят головой. Так. Выходишь и уже стучишь по соседской двери каблуком. Ничего не происходит. И вдруг на производимый тобой ночью шум открывается дверь напротив и соседская бабушка вопрошает: «Лёша, что случилось?» Ты в ответ беспомощно: «Соседи…»

Через какое-то время открывается другая дверь. Дядя Вася: «Чо такое, Лёха?» А ты: «Да вот соседи убивают друг друга за стенкой». Дядя Вася опытный: «Ты ментам не звони. Счетчик им выруби нафиг — сами выползут» Ты открываешь щиток, выключаешь им свет, возвращаешься домой, спокойно пьешь на кухне чай и ждешь, когда они выйдут в коридор. Ни-че-го. Никто не вышел. Но ты четко слышишь, что за стенкой спальни кто-то плачет. Ты кое-как задремал.

И вот утро. Привычно постучал в закрытую соседскую дверь, проверил щиток — свет у них так и вырублен. И вечером счетчик тоже выключен. Наутро, идя на работу, встречаешь ту Ленку. Предъявляешь претензии. Она лопочет, что ты, мол, Леша, второй месяц квартира не сдается, никого там нет. А ну, пошли посмотрим. Заходите в квартиру. Там никого. Первое, что бросается в глаза, — потекший холодильник. Лена голосит: «Еп, свет отключили. Как же так? Я же платила вовремя». И тут ты понимаешь: здесь в эти дни точно никого не было. Это видно четко. И это не навели порядок прямо сейчас, вчера, позавчера. Не. Вот так. Все. Ты рассеянно выходишь на лестничную площадку. Включаешь рубильник. Ничего не объясняя соседке. Уходишь к себе в квартиру… и всю жизнь потом мучаешься, думая о тех беспокойных ночах.

Ну вот для затравки такая нестрашная, но подлинная классическая городская история. Далее добавим немного страшного.

Фаланги пальцев

— Слышал следующую историю сразу от двух лиц — лечащего врача-психиатра и участкового полицейского.

Произошло это пару-тройку лет назад в Якутске.

Зима. Глава семейства возвращается с работы домой. По пути из детсада забирает сына лет пяти. Жена приготовила ужин. Уложили сыночка. Вернулись на кухню. Обыч­ная квартира, капэдэшка-трёшка. С женой посидели, поговорили, посмеялись, обсудили новости каждого и вплоть до мировых новостей. Проходя мимо спальни отпрыска, мужчина обратил внимание, что сын натянул на голову одеяло. Одеяло при этом трясется, слышно, что тихо плачет. Подошел, снял с головы одеяло: «Ты чего, сынок? Почему ты плачешь?» Тот, сжав губы и тряся головой, отвечает: «Папа, у меня под кроватью кто-то есть». Отец: «Да ладно. Хех. Да никого там нет». Он опускается, заглядывает под кровать — а там под кроватью лежит его сын и говорит: «Папа, у меня на кровати кто-то лежит». Мужик пулей вылетел на улицу. Жена следом побежала. Хорошо, смартфон прихватила — то, чем был занят муж на улице перед крылечком подъезда, заставило ее вызвать скорую и «первую бригаду». Когда приехали скорая и полицейский борт, вызванный «первой бригадой», отец семейства молча догрызал фаланги пальцев правой кисти. Когда полиция начала опрос, то последнее, что он рассказал, была именно эта вышеприведенная история. Рядом стояла его супруга и безуспешно старалась воспрепятствовать тому, чтобы муж грыз до кости пальцы своих рук. Она подтвердила, что после невнятной (она толком не расслышала) беседы с сыном он вдруг выбежал в домашней одежде на улицу… Когда полиция поднялась в квартиру, то сын мирно спал.

Свадьба

— Разговор у нас долгий. Но вообще хотелось бы, забегая чуть вперед, рассказать о выживших. О тех, кто смог пережить косвенно благодаря трезвому рассудку. Вот как в одном из случаев. Давай рассмотрим следующую историю, рассказанную моим знакомым Семеном.

80-е. Дача на Покровском тракте. Необходимо сказать, что дачу пару лет не использовали. И вот решили сыграть именно на этой даче свадьбу старших детей своих хороших друзей. Дружили семьями. Ну знаешь, как в то время принято было справлять свадьбы и другие застолья на дачных участках и в квартирах. Банкетных залов не было, вернее, было мало и дорого... Поэтому решили три семьи отпраздновать, короче, на этой даче.

И вот наступил день приготовлений накануне дня свадьбы. С утра владельцу дачи сгрузили детишек со всех семей в количестве 5–6. Со строгим наказом «за ворота дачи не выходить», «играть на песке». Были горки песка — завезли пару лет назад для так и не устроенного огорода и теплицы. Дети играли на этом песке. Вот они все видны в окошко. А Семен готовил на кухне основные блюда, другие блюда должны были приготовить вечером при общем сборе. Решил пока испечь детишкам блины.

Готовит, смотрит в окно, думает о своем. Вдруг за спиной закрылась межкомнатная дверь в большую комнату. Он обернулся. Странно. Сквозняка нет, ведь дверь в террасу была закрыта, чтобы мухи не залетали. Обернулся еще раз. Видит, что дверь теперь полуоткрыта, а в проем падают две тени. Вдруг в воздухе стало очень душно и жарко, аж дышать невозможно. И появилось четкое ощущение, что что-то должно случиться. Семен впал как бы в ступор. Показалось, будто позади исчезли стены, все пропало. Почувствовалось, что позади вдруг вплотную подошло нечто неведомое и огромное. Очень высокое и грузное. Дышит в затылок. И это явно не человек. Как вспоминал Семен, все тело начало неметь и гореть от ужаса. Это нечто и говорит в затылок ему прямо сквозь все тело: «Сема, дай блинчик». И он понимает, что ничегошеньки не может сделать, чтобы спасти себя, детей. Вдруг Семен видит, что дочка его, сидя на песчаной горке, смотрит на него. Вернее, заглядывает ему за спину. А у него в голове одна мысль: «Не смотри туда. Не смотри туда». И вдруг все померкло…

Очнулся ночью в больнице под капельницей. Все тело как будто не его. Сперва ничего не мог вспомнить. Потом его охватил дикий ужас…

Утром пришла жена. Говорит, что якобы произошла утечка пропана из баллонов и произошел взрыв. Выбило оконные стекла. Тебя, мол, тоже выбросило. Но хорошо, что опалило лишь волосы. А так нет ни ожогов, ни переломов. А дача сгорела полностью. Дотла.

Спросил позже у дочки, что она увидела. Та и отвечает: «Папа, я увидела полымя. Ты смотрел на нас, а за твоей спиной очень долго была стена огня. Аж с заревом. Мы увидели и побежали к дому, и произошел взрыв».

Семен закончил рассказ словами: «И знаешь, прошло столько лет с 80-х. А я могу думать лишь про этот случай».

На Павлика Морозова

— И напоследок. Последняя история, которую поведаю сегодня, произошла в 80-х гг. Участник событий этих — тоже мой хороший знакомый Олег. Сколько ему было тогда… Лет за сорок. Постарше нас. Грубо говоря, район Каландаришвили. Ну ты знаешь, район стадиона «Юность». Позади старых деревянных трибун и забора. Там еще старая двухэтажка была 40-х гг. постройки, ну помнишь, наверное, с колоннадой — какое-то сельхозучреждение. А рядом провалившийся в землю барак археологического музея ЯГУ. Итак. Зима. Мороз. Туманная мгла. Ничего не видно. Знакомый тот идет там, возвращается домой. Промеж этих вышеозначенных построек. Вечер. Фонарей нет. Навстречу две фигуры. Олег привычно посторонился — пропустил спешащих мимо: там снега было много, на тротуаре деревянном узкая тропа лишь была, узко очень. И вдруг в этот момент Олег получил чисто профессиональный удар кулаком в лицо. Свалился, приподнялся и получил еще удар — с ноги по ребру челюсти. Аж зубы лязг­нули. Затылком об снег. Завалился на бок. Шапка ондатровая покатилась. Видать, те подхватили шапку и растворились в тумане. Слышал только удаляющийся их топот. А я, говорит, в нокауте уже. В глазах двоится и наплывает тьма — вот-вот и потеряет сознание. И такая мысль тревожная гнетет: «Неужели все. Ну все… Неужели так все и закончится… Ну замерзну ведь… замерзну… Темно… Темно…» — и, рассуждая так, качается полулежа, опираясь на правый локоть. А подняться не может. Прикрыл глаза на мгновение.

Снова открывает. Светло. Как ранним утром. И как будто и не зима. Весна, что ль? Глядит — рядом стоит дедушка. Дед — усатый, седой. В бушлате каком-то старомодном. Или шинель какая морская или немецкая, обрезанная по пояс ли. Бешмет у него. Черного сукна галифе с синими лампасами. Валенки расшитые. Все видит Олег до мельчайших подробностей.

«Совсем-совсем плохо?» — спрашивает дед и начинает поднимать: «Вставай-вставай». А нашего водит прямо, стоять не может, мутит и тошнит сильно очень: «Плохо. Я посижу». Дед отказывает: «Не-не-не. Пошли. Вставай. Время утекает. Ты откуль? Хата-то где?» С трудом оглядывается Олег. И не узнает родной квартал. Незнакомое поле. Серая равнина. Где-то вдалеке видны разрозненные одно­этажные деревянные домишки и бараки. Ничего больше нет. Нет ничего знакомого. И говорит деду: «Не знаю. Где-то туда, в ту сторону». Тот: «Ну, туда, так туда». Дед дальше потащил Олега. Видят, что справа подвода стоит. Лошадь впряжена. Двое дюжих мужиков с выпученными глазами и большими ртами что-то грузят на телегу. Подходят, поднимают и относят, кладут. Показалось, бревна.

Они идут-идут. Дед напрягся, но тащит мужика и говорит интересным говором, не современным: «Торопимся. Давай-давай. Торопимся. Соберись. Промеж них. Шибче». Ясно, что у него сил уже нет тащить мужичка. Старый очень. Под ногами грязь весенняя. Олег поскользнулся и схватился за лацкан бушлата старика. И случайно оторвал латунную форменную пуговицу — серпастая-молоткастая на молнии. Явно пуговица связиста. Старого образца. А тот как бы и не заметил. «Шибче. Шибче».

Смотрит Олег, проходя мимо, что дюжие молодцы с шутками и прибаутками грузят на телегу вовсе не бревна разобранного дома, а мертвые человеческие тела. Это же трупы лежат. Страшные очень. Почерневшие.

Один из тех мужиков заметил его и говорит: «О! Этот сам идет. Еще на ногах! Щас подожди».

А эти мужики загрузились, сели оба на телегу с двух сторон. Тот, что с вож­жами, говорит: «Но, милая… Вот к нему».

Дед забеспокоился: «Давай. Ты иди. Тебе туда. А я сейчас…» — вытаскивает откуда-то из-за спины штык четырехгранный, от трехлинеечной винтовки — такие видал Олег на уроках по НВП да в экспозициях Краеведческого музея. Дед нос вытер тыльной стороной кисти и говорит ему: «Ща. Ты вилами-то перебирай быстрее» и решительно направился навстречу подводе. Те спрыгнули вдвоем и с широкими ухмылками направились к старому связисту со штыком. Олег обернулся в последний раз и поковылял от них в противоположную сторону.

Вдруг кто-то начал трясти Олега. Смотрит, стоит на краю ул. Каландаришвили напротив нового Студенческого магазина, и его трясет за плечи сосед Дядя Коля. Спрашивает: «Ты чо, напился по-свински, что ль? Уши обморозил!»

Напялил на Олега свою шапку и буквально под ручку до квартиры довел. Жена к соседям — позвонила от них в 03. Скорая приехала. Уколола. На­утро хоть была суббота. Разве что участковый заходил объяснительную взять. И не мудрено: «бланш» под глазом, челюсть опухла. Когда милиционер ушел, подошел Олег «полюбоваться» на себя к трельяжу. Куча всякой мелочи там. Монеты, часы его наручные «Ракета», а также пуговица лежит. Взял в руки, и ночное происшествие как перед глазами всплыло. Сумеречный мир. Серые равнины. Грузчики со странными лицами на подводе, полной мертвецов. Дед в старомодной форме связиста.

Спрашивает у супруги: «А что это за пуговица?» — та: «Вчера, когда Дядя Коля тебя заводил, а я снимала с тебя пальто, из рукава выпала эта пуговица».

Олег потом долго носил эту пуговицу с собой в потайном кармане. Доставал, глядел долго. И ничего никому не мог сказать. Лишь однажды поведал эту невероятную историю в доверительной обстановке Следопыту. А гораздо позже и пуговица оказалась у Следопыта.

Владимир ПОПОВ

Фото Н. БАРСУКОВА (с просторов интернета)