Эдвардас Купшис: артист, авантюрист и якутянин по жизни
4 июня свой юбилей — 75 лет — отметил заслуженный артист России, актер Русского театра имени Александра Пушкина Эдвардас Купшис. И, конечно, мы встретились с ним в его гримерке. Надо отметить, что в гримерку (не именно в эту, были и другие) он приходит уже на протяжении 46 лет...
— Как ощущается возраст?
— На здоровье я не жалуюсь, но стало меньше сил (физически). Так что какие-то роли уже даются с неким напряжением, не то, как в молодости скакал по сцене.
— А так-то вы энергичный, бодрый!
— Я говорю, пока на здоровье не жалуюсь. Потому что внутри, как говорится, ты всегда молод, как будто ничего не изменилось. Только к зеркалу часто не подходить, и все (смеется).
— Как вас называют друзья?
— Эдис.
— Не Эдик?
— Я так попросил. Потому что Эдик — это уменьшительное от Эдуарда. А Эдис — это чуть по-литовски, меня так и в Литве называли.
— Вот как вас «притаранило» в Якутию все-таки?
— Авантюризм, чистой воды авантюризм! Мне захотелось путешествовать, а моя профессия в Советском Союзе была одна из тех, где существовала своя Биржа труда — Московская актерская биржа. И она позволяла выбирать, куда я хочу поехать работать. Отличная была система! К тому же, выбрав город и театр, приезжаешь — тебе дают жилье, входишь в коллектив, и, если он тебе понравится и ты придешься ко двору, это дорогого стоит.
— Вы начинали путь артиста в Литве?
— Да, в Паневежисе. Прошел хорошую школу, там был великолепный педагог Юозас Мильтинис, который в свое время учился за границей — в Париже, Лондоне, Берлине. У него было очень хорошее образование, и, когда он приехал в Литву, создал свой театр. И при этом не в столице, где ему предлагали, а в небольшом (по тем временам, да и сейчас тоже) Паневежисе. И здесь в тишине делал свои эксперименты, создавая театр. Он воспитал таких звезд советского и российского экрана, как Донанас Банионис, Бронюс Бабкаускас, Любомирас Лауцявичус, Альгимантас Масулис и др. Вот я с ними работал, десять лет «варились» вместе в одном театре, и получил ту школу, которую уже не выбить из меня.
— Паневежис у моря?
— Нет, он находится в центре Литвы, а вот я родился у моря. У меня там мама жила. Два года назад ушла из жизни... В этом году, 6 апреля, ей бы исполнилось 100 лет. Но ковид не дал...
— Жаль-то как... И вы после десяти лет работы с такими звездами ушли из Паневежского театра?
— Да, я немножко поругался с учителем, повздорил.
— Сколько вам лет тогда было?
— 27 лет.
— Ну как так-то? Зрелый уже человек.
— Да, зрелый, и я уже играл, хорошо все было, успешно. Но тогда я работал еще художником по свету, там было много работы, очень много. И играть надо было параллельно. Учитель мне все обещал: «Переведу, переведу», но так и не удосужился. А я не умею плохо работать, поэтому и там, и там старался изо всех сил. Ему, конечно, не хотелось лишаться хорошего «световика», вот и тянул. А я устал, почти возненавидел эту работу, это было не мое. У меня одна профессия в жизни, которую выбрал уже с третьего класса. И в школе все знали, что я буду артистом. Поэтому и учителя меня не сильно мучили, хотя, честно говоря, ни математику, ни физику и т. д. особо не учил. Они мне так ставили оценки, лишь бы перешел в следующий класс. А вот по литературе и русскому языку у меня были твердые «пятерки». Парадокс в том, что по литовскому «четверка» была. Так что с русским языком я дружу со школы. И потом, в армии, служил в музыкальном взводе, где постоянно был ведущим на концертах, сам составлял программы вечеров и так далее. Там и натренировался говорить на русском без характерного прибалтийского акцента.
— Точно, а Банионис — нет, его же постоянно переозвучивали!
— Да-да! А когда я собрался уезжать из Литвы, все мои друзья говорили: «Ты что, сумасшедший?! Ты не сможешь работать в русских театрах!». И, что интересно, когда я в первый раз вышел на сцену здесь, от волнения вдруг заговорил с сильным акцентом. Труппа ахнула: «Кого взяли? Он же по-русски не может говорить нормально!». К счастью, позже я справился с волнением и со своим говором.
— Ну у вас же есть актерское образование?
— Да, я там в Паневежисе закончил. Но та наша студия не считается высшим образованием. Даже у Донатаса Баниониса не было такого диплома. Наш учитель Мильтинис не преподавал марксизм-ленинизм, и его студии не давали статуса вуза, хотя предметы все были на уровне высшего образования. Поэтому у нас всех, выпускников, в анкетах значится «среднее специальное».
— А вы потом не стали поступать в вуз? В тот же ГИТИС или, там, в Щуку?
— Я был в Москве на гастролях, нас позвали, и, что удивительно, Мильтинис согласился. Обычно он предлагал: «Приезжайте ко мне». И приезжали. Однажды даже десять европейских режиссеров отказались от приглашения в Москву: «Мы к Мальтинису хотим, его спектакли посмотреть». Такой вот случай был. А тут из столицы пришла уже третья телеграмма с красной полосой, то есть практически требование выехать на гастроли. Пришлось ехать. Ну, я там пришел в Щукинское училище, меня посмотрел педагог, который бывал на наших спектаклях, и говорит: «Вы же уже работаете, зачем вам в ваши 25 лет снова учиться?». Он, видимо, подумал: «Зачем мне такой старый». Там же нужны юные дарования.
— Так вот, вы потом уехали в Уссурийск, это же другой край страны! Что там не понравилось?
— На небольшой город два театра. Зрителей мало. Я работал в Дальневосточном военном театре. Там выручало то, что мы ездили в военные части, играли для солдат, даже за границу выезжали. В Монголию, к примеру. В поездках мы себя хорошо чувствовали, зрителей много, тысячи. А в самом театре всего 30 человек, это слишком мало, нет масштаба. Поэтому я написал пять писем в разные театры по принципу «куда-нибудь подальше». Хотел же путешествовать. Мне пришли приглашения из Караганды и Якутска. Я выбрал Якутск потому, что ужасно боюсь змей. А коллега мне написал, что в Караганде заходишь в библиотеку — и там на полках змеи греются. Этого было достаточно для меня, чтобы я сделал выбор.
— Якутском не пугали разве? «Замерзнешь там!».
— Пугали, конечно. Я посмотрел по телевизору, там минус 46. Подумал: «Надо и это испытать! Я же бесстрашный человек!». Мысли были такие: полгода поработаю и уеду, если совсем уж будет невозможно это вытерпеть. И ведь впрямь собирался уезжать, но тут дело в том, что мы приехали в Якутск одновременно с режиссером Валерием Яковлевичем Келле-Пелле, можно сказать, случайно. Проработали с ним двенадцать счастливых лет. Мы с ним совпали творчески. Он знал Паневежский театр, бился за меня в Министерстве культуры, где не хотели меня утверждать, мол, у него нет высшего образования, самодеятельность. Это Иван Босиков говорил, министр культуры тогда. Но Келле-Пелле настоял на моей кандидатуре, и потом, когда Иван Босиков посмотрел премьеру, признался: «Я ошибался, ошибался».
— Ну да, творчество такое дело: или ты артист, или не артист, третьего не дано!
— Да, там сцена все покажет, какой ты артист!
— Вы долго проработали в советское время. Чем тогда отличался театр от нынешнего? Вас сильно «душили» цензурой?
— Понимаете, Келле-Пелле в Якутске был своим человеком, местным. Учился у Андрея Гончарова и Олега Ефремова. Его позвали в Русский театр и ему создавали условия для работы. Он так и сказал: «Вы меня пригласили, дайте мне свободу развернуться». И первым спектаклем, который Валерий Яковлевич поставил на нашей сцене, был по пьесе Уильяма Теннеси «Трамвай «Желание»». Это была такая редкость, его только в Москве до этого ставили! Я вообще удивился, своим друзьям написал с восторгом: «В какой театр я попал, тут такие постановки!!!». Так что он все ставил, что ему хотелось.
— Да я помню этот спектакль! Что-то в классе пятом или шестом нас водили на него. До сих пор удивляюсь: зачем школьникам такое показывали? (Смеемся).
— Конечно, он совсем не для детей, поэтому сейчас сделали возрастные цензы.
— А, ну тогда такого не было. Видимо, сказали, что должен быть культпоход, вот и сделали!
— Скорее всего, на самом деле это очень сложная постановка даже для взрослого-то зрителя. Он должен понимать ту эпоху, в которой жили герои, быть начитанным человеком. Это великая пьеса!
— А вы кого там играли?
— Никого, это был единственный раз, когда я вернулся к нелюбимой профессии художника по свету. Келле-Пелле попросил меня: «Помоги мне создать свет», на что я согласился. Да и ролей для меня не было в этой пьесе, мне было всего 29 лет, пацанчик еще. А там должны играть возрастные актеры.
— Первый спектакль, в котором вы играли здесь?
— «Филумена Мартурано» Эдуардо де Филиппе. Можно сказать, это была вводная роль. Мы, недавно приехавшие, играли детей этой самой Филумены. Я считаю своим первым спектаклем здесь, в котором сыграл основную роль, это «А поутру они проснулись...» Шукшина. С нее началась моя карьера как артиста Русского драматического театра Якутска.
— Кого вы там играли?
— Нервного. Там восемь персонажей, которые утром проснулись в вытрезвителе. Вот одного из них. Хорошая, характерная роль, в которой можно было показать себя.
— Ну вот этот спектакль можно же было назвать «очернением советской действительности»...
— Вот! Далеко не во всех республиках и областях давали ставить эту пьесу именно по причине, которую вы назвали. Но у нас в Якутске она прошла с большим успехом, и мы ее играли 360 раз. Можно сказать, рекорд. А еще мы очень много ездили с ним по гастролям. Всю республику объездили, за пределы выезжали.
— Исполнилась ваша мечта о путешествиях?
— Да, в том-то и дело! Гастроли плюс творчество плюс два месяца отпуска ежегодно. И я не чувствовал, что уехал из Литвы, так как каждый год ездил туда в отпуск. Навещал маму, братьев, родных. Поэтому я не страдал, что оторван от малой родины. Сначала, правда, скучал, особенно по друзьям (молодой же был!), но все перевесила творческая жизнь, которую мне предоставил Валерий Келле-Пелле.
— А вы когда приехали в Якутск — весной, летом?
— Осенью, как раз в начале театрального сезона.
— И как вам первая зима?
— Тогда я жил на улице Пионерской, на квартале. На работу ехал на автобусе, мерз на остановках. А в Новый год шел в гости в минус 54! Нос отморозил! Потом мне дали комнату в общежитии («Голливуд» называлось), позже, когда я женился и родился ребенок, предоставили квартиру.
— Ребенок кто?
— Девочка, и девочке уже сорок лет (очень ласково. — И. Е.).
— Она пошла по вашим стопам? Артистка?
— Нет, я ей запретил категорически.
— Почему?
— Ну, если бы мальчик был, может, я бы не отговаривал. Она, конечно, видная, красивая, высокая. Но я знаю, как мучительна бывает наша профессия... Мне, конечно, очень повезло, я шел по жизни, порхая, творя, радуясь. Девочкам сложнее в нашей профессии, с возрастом ролей убывает, немногие могут пережить это без страданий, слез и т. д. Поэтому я не хотел, чтобы она шла по актерскому пути. Тем более что у нее были способности к математике, поэтому дочь поступила на «менеджмент нефти и газа», но сейчас работает в банковской сфере.
— Ну, может, она хотела быть актрисой, а вы «наступили на горло»...
— Да, она хотела, и мне пришлось ее отговаривать. Но сейчас она мне благодарна, не помню, чтобы злилась из-за этого.
— Вот я что думаю: артист — он сам по себе не очень приспособленный к семейной жизни человек. Ведь так?
— Я за себя скажу: очень тяготею к семейной жизни, мне нужен дом, покой, почитать, отдохнуть в уютном гнездышке.
— На самом деле актер — это же физически очень трудная профессия? Надо же много двигаться, быть постоянно в хорошей форме.
— Да, конечно. Бывают спектакли, требующие много физических сил и энергии. Порой приходилось в процессе переодеваться, так как одежда взмокала от пота. А после спектакля сидишь, до того уставший, что нет сил снять грим и переодеться. Поэтому я и говорю, что в 75 лет уже не каждую роль сыграешь, даже если она подходит тебе под амплуа.
— Артисту всегда нужны аплодисменты, любовь публики и т. д. Он должен находиться в центре внимания. Вас это не напрягает совсем?
— Нет, и дело в том, что я не люблю быть в центре внимания и предпочитаю одиночество. Любимое мое занятие — ходить по грибы именно одному, бродить по лесу, думать о своем. В то же время у артиста должно быть творческое самолюбие, он должен хотеть славы, признания, это часть нашей профессии. Артист должен любить себя и любить своего зрителя больше всего на свете. Если это не так, то зачем выходить на сцену, на которую смотрят как минимум 600 человек? Если аплодисменты не доставляют тебе удовольствия, зачем тебе они? Незачем, и не стоит тогда идти на сцену. Но у меня какое-то двоякое отношение. Есть актеры, которые любят тусовки, им нравится ходить везде по красным дорожкам. У меня такого нет: отыграл спектакль — и домой, домой. Я лучше со своими мыслями, со своими книгами побуду.
— Говоря о ролях, какие бы вы выделили?
— За 46 лет их набралось порядка 130. Очень дорога роль афганца в драме «Свалка» драматурга Алексея Дударева в 1989 году. Этот спектакль дорог мне тем, что это последняя работа Валерия Келле-Пелле. Это любимая роль у любимого режиссера. Он уже был болен тогда. Но мы не думали, что это будет последняя совместная работа, что он уйдет. Тогда мы работали просто как над очередным спектаклем. Знать бы... Для каждого актёра там была своя исповедальная роль. Это был своего рода эксперимент: я молча играл почти весь спектакль... За эту роль даже вручили приз «Белый шаман» за лучшее исполнение роли второго плана. Спустя десять лет после «Свалки», в 1998 году, была еще роль, которая глубоко запала в сердце, — Эзоп в одноимённом спектакле в постановке Евгения Радомысленского. Тяжелая была роль, требовала больших физических и эмоциональных затрат. А вообще, люблю всех своих героев — и Карлсона, и Лёню Шиндина, и Беринга, и Савельича...
— Вы — театральный артист. А почему не кино? Это ведь слава, узнаваемость, сейчас неплохие деньги...
— Скажу сразу: если бы я получил главную роль, которая меня бы заинтересовала, тогда, возможно, захотел бы сниматься. Но сколько я сыграл эпизодов (даже в Литве играл, здесь, в Москве на «Мосфильме» и т. д.), мне не понравилось кино. Вот театр — да, а кино... Ждать солнца, своей очереди, приглашения на площадку — нет, это не для меня. Да, деньги, да, слава, но слишком все это быстротечный и в то же время скучный процесс.
— Что вы сейчас читаете?
— В основном детективы, которых я вообще не читал лет до шестидесяти. Считал, что это низкопробная литература и пустая трата времени.
— А что изменилось-то?
— Да я все перечитал уже, всю мировую классику. И да, сейчас люблю читать мемуары. А детективы — это приятное времяпрепровождение, некая непредсказуемость и работа мозга все-таки.
— Давайте посчитаем, сколько вы живете в Якутии?
После недолгих подсчетов выясняется:
— 46 лет, в 2028-м будет 50. А в Литве я прожил 26 лет.
— Во времена перестройки, развала СССР у вас не возникало желания уехать на малую родину?
— Это был очень трудный жизненный выбор. Ведь в Якутии когда-то была очень сильная литовская община, многих сюда ссылали в свое время. А в тот период, о котором вы упоминаете, большинство уехали, пользуясь возможностью вернуться. Меня тоже звали, Донатас Банионис приглашал в свой театр.
— Ого!
— Да, и было много бессонных ночей, дум, переживаний, воспоминаний. И все же я сделал свой выбор — остался в Якутии, о чем нисколько сейчас не жалею.
— Уф, давайте о более приземленном, пожалуй. Что вы любите из еды?
— Я непривередливый, а сейчас сильно слежу за питанием, чтобы быть в хорошей форме. Но никаких диет, просто считаю калории, ем часто и небольшими порциями, чтобы не наедаться. 1200 калорий в день — это максимум для меня.
— Это вы прямо лет с тридцати соблюдаете?!
— Нет, конечно, но и в молодости я не особенно любил переедать. А лет с пятидесяти пришлось еще больше себя ограничить, пиво в том числе, хотя любил его и до сих пор нравится вкус.
— А, да, в Литве же вроде варят его?
— Всегда, даже европейские награды получали в советское еще время. Там много ячменя и хмеля растет, природное сырье, и многие варят свое домашнее. У нас отец тоже делал, в 200-литровых бочках. Но я не любил его, слишком крепкое, предпочитал заводское. И, когда приезжал в отпуск, отрывался с друзьями. Сейчас уже все, редко позволяю себе стаканчик.
— За почти пятьдесят лет привыкли к якутской кухне?
Мой собеседник немного смущен:
— Не особенно... Честно говоря, к сырой рыбе у меня предубеждение с детства, я даже селедку не ел, аллергия была на запах. Вот только в зрелом возрасте и здесь начал ее пробовать, и то с большим количеством уксуса и лука, чтобы перебить аромат. Сейчас даже полюбил, но строганину все же не очень ем, разве что сильно солю и перчу.
Справка
Эдвардас Купшис
Заслуженный артист России. Родился 4 июня 1949 г. в Литве. Учился у народного артиста СССР Юозаса Мильтиниса, дебютировал в Паневежском театре в роли таксиста в спектакле «Все решится сегодня» Р. Ланкаускаса в 1967 г. С 1978 г. — актер Русского театра Якутска. Как педагог выпустил курс в АГИКиИ для Нерюнгринского театра, год возглавлял этот театр. Сыграл более 130 ролей, за каждой из которых неповторимая линия судьбы. Зрители с теплотой помнят его роли в спектаклях «Эзоп», «А поутру они проснулись...», «Мы, нижеподписавшиеся»... В 133-м сезоне играет главные роли в спектаклях «Созвездие Марии» (Витус Беринг), «Капитанская дочка» (Савельич), «Оut of order, или 13-й номер» (Ричард Уилли). Занят в спектаклях «Голодранцы и аристократы», «Запасной аэродром», «Два берега одной Победы», «Очи черные». Ведущий артист театра. Любимец публики.
Ирина ЕЛИСЕЕВА