Инклюзивный эксперимент: ресурсным классам быть!
В текущем учебном году в Якутске на базе нескольких общеобразовательных школ было открыто несколько ресурсных (коррекционных) классов, где начали обучение, причем с первого класса, дети с особыми образовательными потребностями. В России подобные классы, как правило, открываются благодаря инициативе «снизу» — настойчивости родителей и (или) работе различного рода некоммерческих организаций. В Якутске этот проект запустил Благотворительный фонд «Харысхал». Он, в частности, предполагает не только поступление в первый класс, но еще и некоторые дополнительные подготовительные мероприятия для детей перед началом учебы. Автор проекта Елизавета ЗАРУБИНА рассказала о том, как работают эти ресурсные классы.
— Дети с инвалидностью испытывают сложности при обучении в обычной школе. Там не созданы необходимые условия для них: нет технической и архитектурной доступности, большое количество детей. И родители, как правило, делают выбор в пользу коррекционной школы или домашнего обучения, но такая практика имеет отсроченный и неблагоприятный социальный эффект. Не многие знают, что зачастую при окончании специализированной школы детям выдается свидетельство о прослушивании программы средней школы. Обычно после таких учреждений образовательный маршрут ребенка заканчивается, так как мест, куда можно было бы поступить с таким документом, практически нет. Очень много детей на домашнем обучении. Даже есть статистика по Якутии — это около 1200 детей.
— Да, нет навыков социальной жизни. Поэтому и начались попытки открывать ресурсные классы в общеобразовательных школах?
— Да, есть специалисты, которые считают, что должно быть иначе. И наша задача была объединить родителей, представителей органов власти, чтобы был налажен диалог для решения проблемных вопросов наших детей. Ведь, несмотря на то, что инклюзивное образование вроде бы еще с девяностых годов уже есть в стране, проблема по-прежнему существует. Наша идея состояла в том, чтобы поддержать родителей, то есть помочь пройти путь от детского сада до первого класса. С теми ресурсами, которые есть у фонда. К тому же такие проекты — это еще и возможность провести исследовательскую работу, узнать, есть ли на самом деле проблема и насколько она актуальна и требует решения.
— Но ведь и ранее в Якутске открывались подобные классы.
— Да, были. Но, на мой взгляд, нет предела совершенству. Вот, например, мы говорим, что у нас выстроена система инклюзивного образования, но каждый год родители задают одни и те же вопросы. О чем это говорит? Что система работает как-то не так. Например, с 1 апреля началась запись в школы. Но до сих пор неизвестно, где будут открыты первые классы по модели ресурсного класса (их еще иногда называют коррекционными).
— А разве не в тех же школах, где эти классы появились в текущем учебном году?
— Школы снимают с себя обязательства по открытию постоянных классов, поскольку это непростая работа. Вот первый класс они взяли и будут его продолжать до окончания школы ребенком, это долгий процесс, а новые открывать не будут. Дети, которые сейчас учатся в первом классе, перейдут далее либо в обычный класс, либо останутся в ресурсном.
— Кстати, а в чем отличие ресурсного класса от коррекционного?
— Ресурсные классы отличаются от коррекционных тем, что там есть ресурсная зона, которая позволяет ребенку создавать условия для освоения образовательной программы в удобном для него формате, проще говоря, более комфортно обучаться. Практика ресурсных классов не закреплена в Законе об образовании, что не позволяет нашим образовательным организациям реализовывать данную модель в полном объеме. Единственный вариант — открытие малокомплектных коррекционных классов. Когда в бюджете школы предусматривают открытие коррекционного класса, есть возможность привлечь дополнительных специалистов. Но проблема в том, что не всегда условия в рамках коррекционного класса отвечают потребностям ребенка, и это мягко говоря. Я считаю данную модель не отвечающей нашим современным проблемам по многим причинам: взрослых в ресурсном классе должно быть больше, чем детей. Они работают как команда — тьютор, учитель ресурсного класса, учитель начального класса, супервизор и т. д., пространство позволяет разделять стандартные процессы обучения, что дает возможность детям пройти успешную адаптацию.
— То есть в коррекционных классах дети, вы считаете, не развиваются?
— Меня беспокоит сам вопрос позиционирования подхода, как будто коррекционное образование — это знания, умения и навыки, которые даются ребенку по остаточному принципу. В ресурсном классе подход иной: если у человека есть мозг, то он обучаем. И точка. И если ты, как специалист, не можешь обучить «человека с живым мозгом», значит, проблема не в ребенке. Неважно, какая программа ребенку назначена в рамках комиссии ПМПК. Если вообще говорить о коррекционных школах с интернатом, то там для детей создаются очень хорошие условия, но это очень замкнутая на себе система. Иногда мне кажется, что общество сознательно отделяет детей с особыми потребностями, чтобы проблемы сами как-то разрешились. Но эта модель очень похожа на систему «сиротских» учреждений (центров содействия семейному воспитанию). Так вот это о том же.
— Да, закрытые учреждения.
— А наши школы стали первооткрывателями на свой страх и риск, за что им огромная благодарность. Ведь, по идее, если в школе открывается коррекционный класс, то мы должны работать со всей школой — с другими детьми, работниками столовой, учителями, родителями. Чтобы донести до них информацию, что наши дети не опасны и они часть нашего общества.
— Так в этих школах все же открыты ресурсные или коррекционные классы?
— По паспорту это коррекционные классы. Почему не можем назвать их ресурсными, так потому, что нет нормативно-правовой базы, регламентирующей ресурсную зону. Поэтому они оформлены как коррекция. Но мы, в свою очередь, пытались сделать так, чтобы они работали именно как ресурсные классы, по предлагаемым рекомендациям.
— Расскажите, как работает этот проект.
— Наш проект был поддержан Фондом президентских грантов и состоит из трех этапов. На первом мы этапе провели форум, где узнали, что у специалистов есть сложности, которые очень сильно затрудняют их повседневную работу, в том числе с нашими детьми, и складывается ощущение, что так будет всегда, что звучит очень безнадежно. Далее провели весной комплексную диагностику для детей, мы были «вторым мнением» для родителей, который смогли задать волнующие вопросы и получить рекомендации сразу от четырех специалистов — невролога, ава-терапевта, психолога, логопеда. Летом у нас была подготовительная площадка в формате подготовки к школе, где наши будущие первоклассники заранее познакомились со своими будущими учителями и специалистами. А потом уже началась собственно школа. Для специалистов, которые работают там, где наши дети будут обучаться, мы записали видеокурс, который включил в себя лучшие практики по работе с детьми с особыми образовательными потребностями. И хочу сказать, что у нас было более 500 заявок, что очень сильно удивило нас. А мы рассчитывали не более чем на 50. В итоге мы обучили около 150 человек.
— Так это ведь долгоиграющая история? Сейчас снова начинается подготовка к первому классу?
— Да, те же будущие первоклассники должны будут пройти по этому пути. Другое дело, что организация площадки по подготовке к школе требует финансового участия. Но мы сказали родителям, что если они некоторую финансовую поддержку окажут, то летнюю подготовительную площадку мы откроем. Остальное особенных затрат не предполагает, так как наши коллеги и партнеры готовы поддерживать нас и помогать.
— Все-таки сколько детей пошли в эти ресурсные первые классы? Я был в нескольких и детей там очень мало видел.
— Всего изначально в проекте было около ста детей. Но кто-то из них остался на второй год в детском саду, кто-то все-таки пошел в коррекционную школу, поскольку есть тяжелые нарушения. Есть и дети на домашнем обучении, также некоторые выбрали семейную форму обучения. 1/3 участников нашего проекта таки попали в ресурсные (коррекционные классы), которые были открыты в 3-й, 32-й и 39-й школах Якутска.
— Что будет после первого класса с этими детьми? Эти классы не закроют, их будут вести дальше?
— Не должны закрыть. Мы очень на это надеемся и готовы оказывать посильную помощь для их сохранения. И дети могут учиться в ресурсном классе на протяжении всего школьного образования.
— А как же инклюзия? Разве она не предполагает, что эти дети потом перейдут в обычный класс?
— По идее, должна быть постепенная программа интеграции в инклюзию. У ребенка должен быть тьютор, который будет ему помогать. Мы со своей стороны можем провести занятия по пониманию инвалидности, например. В рамках программы ребенка необходимо в индивидуальном порядке определить его зону актуального и ближайшего развития с использованием в том числе подходов в рамках прикладного анализа поведения (аватерапии).
— То есть это возможно.
— Да, это возможно. И как раз, когда дети перейдут во второй класс, мы хотим предложить программы по интеграции в какие-то общие школьные мероприятия.
— Почему именно в этих школах были открыты такие классы?
— Это выбор управления образования, мы благодарим за возможность быть услышанными и готовность к сотрудничеству.
— В других школах будут открываться ресурсные классы?
— В управление образования на этот счет нам даже сказали, что в каждой общеобразовательной школе должен быть открыт ресурсный класс. Это они уже сказали по результатам того, как работали открытые в этом учебном году классы. И надеемся, что это обещание сдержат.
— Вы уверены, что так правильно? То есть открывать такие классы на базе общеобразовательных школ.
— Во всем нельзя быть уверенным, конечно. Я периодически сталкиваюсь с негативными откликами в данном вопросе, но есть зарубежный опыт. И если где-то такая система отработана, а у нас пока еще нет, то, значит, проблема в нашей среде, в нас самих. А ведь там у детей такие же заболевания, как и у наших. И среду нужно адаптировать, менять и расширять рамки своего взрослого кругозора. У детей, как правило, вообще нет таких установок, которые мешали бы им взаимодействовать со сверстниками с особенностями развития, все зависит от взрослых.
— В России много таких классов? —
Довольно много. И открывают их при участии НКО или общественных организаций. В Москве, конечно, очень хороший опыт. Я там стажировалась.
— Но системно таких классов нет вообще, насколько я понимаю. То есть когда изначально такие классы предусмотрены. Все держится на инициативе «снизу» — родителей и общественных организаций.
— Повторю, что нет нормативно-правовой базы. А вообще, могу привести свой пример. У меня обычное образование, не коррекционное (у Елизаветы была третья группа инвалидности по основному заболеванию опорно-двигательного аппарата). Я адаптировалась к среде. Конечно, какие-то занятия были удаленно в процессе обучения и в школе, и в вузе, но я смогла получить диплом об образовании, найти работу, несмотря на то, что моя болезнь всегда со мной и порой бывает непросто. Но в любом случае появляется шанс на нормальную и полноценную жизнь в рамках своих возможностей и особенностей.
И. БАРКОВ
Фото автора