Павел Необутов: «Мы не солдаты, мы – краски!»

Артист театра — это материя, способная преображаться в великолепное множество самых фантастических образов и прожить одновременно несколько разных насыщенных жизней. Вот о чем я подумала, когда Павел Необутов, едва успев снять грим Белого Кролика в уникальном балете «Алиса в стране чудес», стал примерять на себя роль Принца в абсолютно новом и — ничуть не сомневаюсь — не менее уникальном балете «Щелкунчик», к постановке которого на сцене Государственного театра оперы балета имени Д. К. Сивцева — Суоруна Омоллоона приступила главный балетмейстер Екатерина Тайшина. Премьера состоится 25–26 апреля.

Павел — премьер балета, один из ярчайших танцовщиков, перетанцевавший десятки классических балетов и попробовавший себя в самых интересных танцевальных стилях. Заслуженный артист РС(Я), член жюри четвертого выпуска телепроекта «Танцуй», он обладает какой-то магической энергетикой и откровенно зажигает, когда на сцене.

У него всегда — свет и лукавые огоньки в глазах, особенно когда он радует своего зрителя в детских балетах. Которые (по секрету!) с не меньшим удовольствием смотрят и взрослые. Мы решили разузнать у Павла про его личную удивительную магию, про чудо балета «Щелкунчик» и многое другое.

 

«Балет — это всегда отдача себя самого»

— Если «Алиса» появилась на сцене совсем недавно, то балету «Щелкунчик» — трудно представить! — уже 23 года. А сколько лет лично ты танцуешь в этом балете?

— Ой! Я начинал ещё в 2003-м, когда стоял в нём в па-де-труа. Через пять лет мне доверили партию Брата, а в 2011-м дорос, наконец, и до Принца.

— Выходит, четырнадцать лет как Принц? А трудно быть Принцем или легко?

— В балете лёгких партий не бывает. Помню, после премьеры Игорь Васильевич, мой педагог-репетитор, сказал: «Это самое лёгкое из всего самого сложного». Тем более классика.

— А сейчас театр приступил к абсолютно новой постановке «Щелкунчика», в более интересной, более сложной хореографии. Готов к новой версии?

— Конечно! Всегда готов. Но решение примет Екатерина Лаврентьевна.

— Паша, а ты мог бы сказать, что вот «Щелкунчик» — твой любимый балет? Или «Алиса в стране чудес»?

— Нет, я не могу сказать, что у меня есть любимые балеты, книги, фильмы. Но у меня есть любимый цвет. Оранжевый. А что касается балетов, то мне нравятся все.

— Оранжевый — это и есть та самая магическая энергетика?

— Это солнце! И мандарины. И вот ещё стал нравиться белый. Может, просто такая весна: солнце светит, и вокруг ещё всё белым-бело. Мороз и солнце — день чудесный!

— Твоя мама, кажется, филолог? Она бы порадовалась, что ты говоришь стихами!

— Любая мама порадовалась бы за своё дитя. Я смотрю на ребятишек: все такие милые, такие сладкие, но моя — самая сладкая, самая красивая. Скоро ей исполнится шесть лет, а премьера нового «Щелкунчика» — как раз приходится на день рождения моей дочки! Так что станцевать я по-любому должен!

— Театральный ребёнок?

— Да у неё уже выходов на сцену Мариинского театра больше, чем у меня. Она же поёт в хоре, выходила на сцену в «Тоске» и в «Щелкунчике», занимается в театральном кружке, знает стихи Цветаевой и читает Пушкина: «Ты, волна моя, волна! Ты гульлива и вольна...»

— А её мама чем занимается?

— Она артистка оркестра Мариинского театра. Так что выход на Валерия Гергиева у нас прямой. Она с ним уже объездила всю Россию и полмира.

— Наталья Иннокентьевна Христофорова о тебе говорит: «Паша сам себя сделал. Это большой труженик, и мы его очень уважаем».

— Что я должен на это сказать? Да? Нет, конечно. Любой успех — это комп­лексная работа. Это вкус слёз, пота и крови. Пазл должен сложиться. Считаю, что мне просто очень повезло: со мной начали работать такие педагоги. Они поверили в меня. Руководство поверило. И сам в себя, конечно, должен поверить.

— А кто твои педагоги?

— Все наши великие наставники: Зинаида Попова, Надежда Баллыева, Сергей Афонасевич, Герман Тё, Дмитрий Дмитриев, Анатолий Ултургашев. В театре теперь — Игорь Мясоедов и Ирина Пудова. Каждый из них пытался из этой маленькой свечки раздуть большой огонь. Поэтому я всегда говорю: всё, чего я добился на сцене, — благодаря им, моим педагогам.

— Здорово, что ты об этом говоришь. Ведь эти великие люди стоят за кулисами.

— Мне кажется, что они всегда со мной на сцене. В последнем «Щелкунчике», помню, у нас что-то не получалось. Мы взрослые люди, опытные, казалось бы, артисты, могли бы разобраться сами, но Ирина Аркадьевна была с нами до последнего, помогала. Мне даже стыдно, что со мной так возятся — как с ребёнком.

— А кажется, что на сцене всё происходит очень легко: взял и полетел…

— Конечно, нелегко. У нас, артистов, у всех очень тонкая душевная организация. Мы же пропускаем через себя каждую роль и отдаём частичку своей души зрителю. Чтобы сделать этот мир лучше, понимаете? Чтобы человек пришёл домой и задумался, как сделать этот мир лучше. Как говорила мама на уроках: «Читаем. Думаем. Спорим». Если у зрителя после спектакля что-то открылось, значит, танцевал я не зря.

—Это мама привела тебя в балет?

— Это судьба меня привела! А мама поспособствовала.

— Она сама мечтала танцевать?

— Да! Мама мечтала, а я отдуваюсь. (Смеётся)

— С мамой понятно. А какую роль в твоей судьбе сыграл папа?

— Сейчас расскажу. Нас с братом отдали в лагерь с английским уклоном. Но наш с ним уровень оказался немного выше, и нам предложили другую группу. Мы засомневались. А папа сказал: «Хотите быть как все? А надо же расти! Вот все не делают, а ты делай! Все не идут, а ты иди! Хочешь стать лучше — делай что-то для этого!».

— Балет — это ведь про преодоление себя?

— Конечно. Постоянно приходится бороться с собой: «не могу», «не хочу», «не получается». Вопрос даже не в том, чего ты хочешь, а в том, что готов за это отдать. Чем готов пожертвовать, чтобы стать тем, кем хочешь. И самое главное — приносит ли это счастье?

— А жертвы действительно необходимы?

— Как без них? Если хочешь чего-то добиться, придётся чем-то пожертвовать: здоровьем, детством, личной жизнью. Но зато ты несёшь более высокую цель. Смех и радость мы приносим людям! Мы «чистим» этот мир, своим трудом делаем его лучше. Значит, всё не зря.

«Всегда хочется быть разным»

— А вот скажи, ты выполняешь те элементы, которые требует хореограф. А можешь что-то предложить сам? Сказать: «Екатерина Лаврентьевна, а давайте попробуем так!» Может быть такое?

— Конечно! Это же со­вместное творчество. Иногда она сама спрашивает: «А как бы ты хотел прыгнуть?». А иногда — да, можем и сами предложить «вот так прыгнуть».

— По большому счёту, артисты балета — это солдаты?

— Мы не солдаты, мы краски. И у каждой краски — свой оттенок: кто-то пониже, кто-то повыше, у кого-то получается то, что не получается у другого. Кто-то из нас на оттенок светлее, кто-то — темнее. У кого-то больше белого, у другого — чёрного. Мы все — в одной канве, но с разными оттенками.

— Хорошее сравнение. Главное, близкое к истине. Ты, по-моему, большой романтик?

— Я не знаю, романтик я или нет. Просто хочется быть разным, и поэтому я в искусстве. В нём можно быть разным: добрым, злым, смешным, лиричным. Можно сказать: «Наелся уже лирических партий, хочу пострадать!». А потом на­оборот: «Надоело страдать, хочу радовать!». Хотя... Бывает, ты так долго танцуешь одну партию, что именно в ней ты и раскрываешься больше всего.

— Как маме удалось привить тебе любовь к стихам?

— Ещё в доинтернетную эпоху, в начале нулевых, мы с братом задались вопросом: «Неужели Пушкин не использовал ненормативную лексику?». И тут мама отвечает: «Конечно, использовал! У меня вон — полное собрание сочинений!». Ну мы и полезли читать. И Пушкин, и Есенин, и Маяковский... «В кои-то веки мои дети читают стихи!» — изумилась мама. Ну а мы с тех пор чуть что — цитируем классиков.

— А кем стал брат?

— Николай Николаевич — врач, кандидат медицинских наук. Это я летаю в облаках. А он по земле ходит, спасает жизни людей. Он — кардиолог-реаниматолог, заведует отделением. Помню, в начале карьеры у него ушёл один из первых его пациентов — он очень тяжело это переживал. Со временем очерствел, но это внешняя чёрствость — так он преодолевает себя. Это у нас здесь — позитивная энергия: дети, радость, музыка. А у них — сплошная борьба за жизнь...

— Я что-то не пойму, если балет — это вечная работа над собой, какое-то преодоление себя, то в чем кайф?

— Когда я был маленьким, самым большим кайфом было сделать сложный трюк. Все скажут: «Круто!». Девчонки посмотрят с восхищением. Потом кайфом стали медные трубы, когда тебе говорят: «Паша, вы такой класс­ный!». Преодоление себя — это тоже ведь кайф. Но, став отцом, я понял: самый большой кайф — это улыбка своего ребёнка. Да, крутая техника, конечно, впечатляет. Но теперь меня привлекают более высокие формы. Драматургия. Мне важнее актёрская игра, смыслы. Что хотел донести артист? Что хочу донести я? Это цепляет или нет?

— Это кайф?

— Именно. Иногда я представляю, что сцена должна быть вся в чёрном. Чтобы зритель сам домысливал, какие там кулисы, какие декорации. С возрастом таких мыслей становится всё больше. А может быть, когда стану ещё старше, пойму, что всё это вообще было неправильно. Чем больше узнаю балет, тем больше понимаю, что ничего в нём не знаю. Не разбираюсь я в нём! Ау, помогите!

— А в драматический театр ходишь?

— Да. Хожу. И хочу сыграть какую-нибудь роль. Но вот мне всегда достаются светлые образы. А мне хотелось бы попробовать сыграть какую-нибудь отрицательную роль, какого-то злого персонажа

— А фактуру-то куда деть? Нет уж, раз светлая краска, чистая и добрая, так и живи с этим! Сам же говоришь: свет и радость мы приносим людям!

— У меня была мечта сняться в кино. И благодаря моей партнерше Юлии Мяриной она исполнилась. 17 апреля в кинотеатрах Якутии выйдет фильм «Диодорова. Против течения», где у меня маленькая, но роль. Там же играет мой педагог Ирина Аркадьевна Пудова. Вот у неё роль — огонь!

— Ты ещё в фильме про Романа Дмитриева снимаешься?

— Да, и там немного занят. И это вы уже знаете?!

— А ещё где?

— Недавно шоу «Танцуй!» прошло на телевидении. Просто хочется пробовать себя в разном. Но больше всего хотелось бы сыграть в спектакле драматического театра. Хотя зря я это сказал! Теперь вот не сбудется.

— Наоборот, сбудется! Помнишь же, вначале было слово...

— А вот и проверим. Наталья Семёновна Посельская, например, всегда говорила: «Вначале было движение!».

— А ты кто по гороскопу?

— Лев. Поэтому мне нравится огонь. И я давно понял, что для творчества нужен пятый элемент. Огонь, вода, земля, воздух… Огонь — те силы, которые ты тратишь; вода — это педагог, который тебя чистит, отмывает от негатива; земля — это то, что в тебе заложено, это база, твои способности; воздух — это мысли. А чтобы был успех, нужен пятый элемент.

— Любовь?

— У каждого он свой. Может быть, любовь. Может быть, труд.

— Вот в эту самую минуту, пока мы с тобой говорим, в театре с любовью рождается новый балет. Каким же он будет?

— Каждый раз, когда смотришь балет, ты видишь его по-новому. Для меня «Щелкунчик» — это вера в чудо, в самое доброе и прекрасное. В то, что невозможное возможно. Быть может, новый балет — это будет совсем другая история. И, какой я её увижу, такую и донесу зрителю.

Елена СТЕПАНОВА

Фото Кристины НОВГОРОДОВОЙ

и из личного архива Павла Необутова