Дух, хватающий ночью за ногу

Прошлый рассказ о поэте А. Кулаковском и его встрече с живым мертвецомдэриэтинньик вызвал у читателей большой интерес. Отзывы приходили из разных уголков нашей большой по территории республики. Читатели буквально находили меня, чтобы задать свои вопросы. В основном читатель просит продолжения этой темы. В частности, спрашивает, какие именно истории-түбэлтэ поведал мне упомянутый в том материале писатель Иннокентий Сосин.

Именно от него я слышал несколько историй, некоторые из них в неразвернутом виде И. Сосин опубликовал в своей брошюре «Абааhы туhунан кэпсээннэр» («Рассказы об абаасы»). Давайте на этот раз коснемся темы о разновидностях невидимых духов.

В АБАЛАХЕ

 Многие якутяне наверняка слышали о полезных свойствах лечебной грязи озера Абалах. Некоторые испытали целебный эффект абалахской грязи на своей шкуре и костях, лечебное влияние на желудочно-кишечный тракт абалахской минеральной воды в водогрязелечебнице в Нижнем Бестяхе и санатории «Абырал» в Якутске. Озеро находится в живописной местности, окруженной таежной растительностью, в 90 км юго-восточнее Якутска. Берега котловины покрыты лиственным лесом и кустарником, в основном лиственницей, багульником, в некоторых местах спускающимся почти до самого дна аласа. Первым с самого начала Советской власти настойчиво старался обратить внимание властей на целебные грязи озера бютяйдяхский фельдшер Тит Сосин, родственник писателя, кстати. Научная экспедиция в Абалах была впервые организована ровно сто лет назад, в 1923 году. Местные алтанские, моорукские и тарагайские шаманы-ойууны издавна называли воду озера «живой» — өлбөт уу или өлбөт мэҥэ уута (второй термин как нельзя лучше подходит водам озера, находящимся как раз на земле Мэҥэ, т. е. Мегино-Кангаласского улуса). Вслед за шаманами и близ живущие люди издавна купались в минерализованном озере в ожидании исцеления, которое действительно наступало быстрее благодаря уникальным свойствам этих грязей и воды. Закончилась война. Шли первые, не менее трудные в плане всего, чем ранее, послевоенные годы. Мой отец Хардыы Хаанньа (прозванный так за скороходство, наработанное с детства во время общения с шаманом Курууппа) в те годы перебрался к старшему брату в Сунтар. Друг детства его Иннокентий Сосин остался в родном Морукском наслеге и начал работать учетчиком в местном колхозе. И вот при их встрече в 80-х они предавались воспоминаниям и обсуждали события из родной сторонки. Я бывал слушателем этих историй, поскольку отец всегда привечал мой интерес к краеведению. Иннокентий Михайлович в один из разов поведал вот о чем. Его родня Петр Сосин по прозвищу Эрбэгэй Бүөтүр рассказывал будущему писателю следующую историю:

— Тогда в войну и после вокруг Абалаха жили люди. Мы с семьей, а также ряд других. Жила там рядом с нами и семья старушки Кэтириис (Екатерина). Муж ее, старик Байбал (Павел), дочка с внуком и младшие ее сестры. Это случилось ближе к концу лета 1946 года. Стояли дождливые дни. Как-то после трудового дня (шли приготовления к зиме) семья легла спать. Огонь в камельке затухает постепенно. Кто-то из домашних уже храпит, кто-то сопит. Одна хозяйка Кэтириис-эмээхсин не спит. Вдруг она слышит шорох и пошаркивания. «Интересно, кто из домашних вдруг неслышимо встал и крадется? Чужих дома-то нет. А главное, куда?» — думает она. Вдруг кто-то очень резко стаскивает со старушки одеяло. От неожиданности Кэтириис закричала и села на постели. Домочадцы проснулись. Кэтириис жуть как напугана, но, чтобы не тревожить своих, она говорит: «Видимо, сон плохой приснился, одеяло ногой столкнула на землю». Легли снова. На этот раз снова очень резко кто-то стащил одеяло. Бабка закричала снова и даже запричитала. Все повскакивали. Дед подпалил керосиновую лампу — осветил. Никого. Решили лампу оставить зажженной на столе. Никто уже не спал. Не успела даже молодежь вздремнуть, как одеяла сдернули не только у бабушки, но и у старика Байбала. Байбал начал было возмущаться, мол, кто это вздумал шутить над ним? И тут же ему в рот прилетел кусок сырой грязи, заставив замолчать, а невидимый дух сдернул старика с нар, схватив за щиколотки. Свалилась с нар и Кэтириис. Старшая дочка с внучкой и ее сестры закрылись с головой под одеяло и тихонько выли. С тех пор весь остаток лета и осень, пока землю окончательно не завалило снегом, этой семье каждую ночь не давал покоя злой дух. То навоз в молоко и питьевую ледяную воду напихает, то бросается поленьями из-за камелька, а ночами стаскивает людей с нар, схватив за ноги. А в один из первых по-настоящему зимних дней всё это безобразие прекратилось. Как отрезало.

НА РЕКЕ МАЕ

 Писатель Иннокентий Сосин рассказывал мне еще несколько историй о милиционере начала 1920 годов Испиридиэн (Спиридоне) Брызгалове, который был его земляком, но начинал свою милицейскую службу в далекой Усть-Мае. Сюжет одного из рассказов заключался в том, что Спиридон на своем верном коне Элэмээски пробирался глубокой осенью 1923 года в диких местах по каменному ущелью, по которой текла речка Маайа (Мая). Человек был молодой, бесстрашный. На его счету уже были изловленные лично им бандиты. Промокший в дождь милиционер думал о том, где бы скоро найти место ночевки. Вечером свезло ему — наткнулся на давно заброшенный балаган с пристроенным к нему хлевом-хотоном. Дверь в хотон, находившаяся снаружи, была заколочена. Зашел в балаган. Но и тут дверь в хотон оказалась заколочена досками и множеством гвоздей, да еще с подпорками. Испиридиэн наколол дров и хорошенько натопил камелек. Вдруг слышит топот копыт в хотоне. Думает удивленно: «Как же мой конь попал внутрь хотона? Непогода загнала?». Вышел во тьму ночи, в дождь — конь стоит стреноженный. А кто же тогда в заколоченном со всех сторон хотоне? Зашел в юрту. Чай вскипел как раз. Попил и спать завалился. Когда Спиридон заснул, а огонь камелька затух (камелек — печь прямоточная, все время приходится топить, чтобы поддерживать тепло), нечто подкралось поближе, схватило за ноги Спиридона и вытащило его наружу, проволокло через камни и лужи, оставило там. Притом он видел лишь призрачный силуэт. Ну что сказать, немного растерялся. Даже обидно стало позже. Милиционер, вытащив из кобуры свой браунинг и передернув затвор, ворвался в юрту. Темно, но, похоже, никого чужого. Подбросил поленьев в камелек. Ждет. Лишь иногда стук копыт о жердяные полы хотона слышны. Чует милиционер — стоит заснуть, и оно придет и нападет снова. Спиридону пришлось всю ночь петь революционные песни на русском и якутском языках, чтобы не заснуть и не обращать внимания на то, что нечто с копытами ходит за стенкой по хлеву, а потом и по верху балагана. Так и не заснул. А с утра поспешил покинуть дом с абааhы, как он посчитал.

СЛУЧАЙ С ТЕРИСОМ

Около пятнадцати лет я работал вместе с Лазарем Афанасьевым — Тэрисом, терминологом якутского языка, основателем современного языческого учения Айыы үөрэҕэ, во многом вобравшего в себя верования предков. Конечно, общался и по работе, и в кулуарной обстановке. Подметил я, что Тэрис, являясь реконструктором современного протенгрианского учения, все же был чужд всяких эзотерических знаний и упражнений, практики шаманской волшбы да рассказов о демонах. Он считал, что народные верования должны тяготеть к свету — народной философии, знаниям и этике, а не к колдовству (которое считается явлением более низкого порядка). На вопросы типа: «Тэрис, неужели в этом мире нет места демонам-абааhы?» — он на публике отвечал, что абааhы — это болезни, дурные привычки и навязчивые мысли, с которыми следует бороться и преодолевать. В узком кругу Лазарь все же признавал, что однажды довелось ему ночевать с товарищами в старом балагане в таежной заимке охотников в Олекминском районе. Стояли осенние темные, хоть глаза выколи, ночи. В камельке лишь краснели едва горячие и затухающие угольки, потому и в юрте тьма непробиваемая. И тут как началось! Кто-то (или что-то) невидимый стаскивал с нар его и других сотоварищей по несчастью, схватив мощными длинными пальцами за щиколотки. Встать и растопить хорошенько камелек присутствующие боялись, превратившись в совершенно безвольных и устрашенных людей. Так продолжалось до утра. Встать, собраться и уехать — не вариант. Зарядил ледяной дождь. Куда в такую мерзкую осеннюю погоду на ночь глядя? А тут хоть демоническое существо таскает за ноги время от времени, но ведь все живы и здоровы, в тепле и сухости...

Сам Лазарь Афанасьев объяснял это событие крайней степенью усталости и вследствие чего слишком реалистичным ночным кошмаром, который отчего-то приснился всем ночевщикам старого балагана. То есть, даже испытав нечто сверхъестественное, Лазарь Андреевич не хотел верить и отрицал возможность реальности произошедшего. Странное дело, потом очевидцы «ночного кошмара» перестали общаться между собой.

МООХУЙ

Во многих произведениях классиков якутской литературы есть эпизод, где дети или дети со своей бабушкой, сидя осенью в балагане и подтянув ноги на нары, рассказывают друг другу страшные истории-түбэлтэ. И непременный эпизод — после очередной истории все боятся опустить ногу с нар на земляной пол, боясь, что страшное чудовище моохуй или хоохуй затаилось внизу и только ждет удобного момента, чтобы утащить первого попавшегося в свои темные подземельные дали дальние Үөдэн Түгэҕэ. Подобный образ демона, хватающего за ногу и уволакивающего человека неизвестно куда, очень архетипичен для якутского мышления и, видимо, прочно засел в подсознании многих старших по возрасту с самого детства, когда еще были востребованы рассказы о них. И иногда проявляются в виде ночных кошмаров-баттатыы. Неожиданно, но единственная параллель якутского мифологического понятия моохуй существует в китайском языке. Впрочем, в лексиске якутского языка китайские слова не такая уж и редкость — наследие древних связей народов. В китайской мифологии демон или неупокоенный дух умершего называется гуй. А вот могуй — демоны, которые, представая в материальном виде, часто причиняют вред людям. Внезапно появившись, они утаскивают людей в загробный мир. Кстати, активизируются в дождливые сезоны в конце лета и осенью. А что же означает «хоохуй»? Об этой разновидности нечистой силы — в одном из последующих выпусков нашей рубрики.

Владимир ПОПОВ.

Иллюстрации Иннокентия ПЕСТРЯКОВА.