Эдуард Рудых — якутский Левитан

Этого человека можно узнать, даже не видя его, только по уникальному бархатному голосу. Стоит услышать, и ты сразу понимаешь: это же Эдуард Рудых — легенда якутского радио и телевидения. Якутский Левитан, хотя... сам он себя таковым не считает.

— Эдуард, сколько вы в профессии и как вообще попали на радио?

— По идее после окончания Якутского республиканского училища культуры с красным дипломом меня должны были отправить руководить Диринским народным театром в Чурапчинском районе. Но наш куратор Анастасия Габышева сказала, чтобы мы постарались остаться в Якутске, так как при Саха театре должны были открыть театральную студию. Нужно было, чтобы мы попробовали поступить туда. Чтобы зацепиться в Якутске, за компанию вместе с однокурсником Юрием Чекуровым в конце 1990 года пришел в Якутский комитет по телевидению и радио. Спросил, есть ли вакансии, и меня после некоторых перипетий взяли на работу на телевидение в редакцию молодежных детских программ. Начал работать редактором, какие-то передачи выпускал.

Однако через год мне предложили перевестись на радио. Честно, не осилил работу редактора на телевидении. Это было очень сложно. И у меня в то время не было к этому данных. На радио предложили две должности на выбор: редактор выпуска или диктор. Работа редактора выпуска тоже сложная. Это составление графиков, расписания, утверждение сценариев, масса бумажной работы... А голос вроде был, и меня определили в дикторский цех. В те времена работа диктора считалась очень престижной. Я пришел в цех, где работали такие мастера, как Афанасий Готовцев, Дмитрий Избеков, Игорь Гурьев, Татьяна Мороз, Наталья Сазонова, Валентина Степанова, Виктория Максимова, Лира Белолюбская — первый диктор якутского телевидения.

— И как вас приняли?

— Спустя несколько лет Игорь Гурьев сказал мне как-то, что у дикторов было совещание — брать или не брать меня. Он был против. По результатам голосования — приняли. Так и начал работать. Игорь Степанович признался мне, что ошибался тогда и рад, что меня взяли диктором. В итоге я уже 33 года на радио.

— Конечно, сейчас вас называют якутским Левитаном. Голос шикарный. От природы такой или как-то можно развить с помощью упражнений?

— В любом случае должны быть задатки. Мне как-то пришлось выступать на творческом вечере Аркадия Алексеева, где я читал стихи Семена Данилова. И один из зрителей после спектакля сказал, что с моим голосом надо быть диктором. Конечно, надо делать упражнения, развивать дыхание. Когда учился в Училище культуры, нам преподавали сценическую речь. Учили говорить со сцены, читать стихи.

— Но это несколько другое. Театральная речь — это работа без микрофона. Там вещать надо, чтобы тебя слышно было на последних рядах.

— Да. Когда поступил на радио, не знал, как работать диктором, и моим первым наставником была Лира Тарасовна Белолюбская. Она первый диктор Якутского телевидения с 1963 года. Она сидела рядом, читала текст на русском, я — на якутском. И вот она объясняла, что делать, как правильно работать с микрофоном, на каком расстоянии, что и как читать, подавать информацию. Мы были классическими дикторами. Это мы приветствовали всех радио­слушателей фразой: «Доброе утро, уважаемые радиослушатели. В Якут­ске шесть часов».

Позже, в 1993-м году, меня отправили на двухмесячные курсы в Московский институт повышения квалификации работников телевидения и радиовещания. Отучился на отлично. Главным преподавателем по технике речи была Светлана Макарова. Она в свое время обучала практически всех ведущих дикторов центральных телеканалов и радио. Также среди преподавателей был диктор с радио Маяк Илья Прудовский — баритон. Я, кстати, даже какое-то время был включен в список выпускников, которыми гордится институт. Это было на старом сайте. Сейчас убрали.

— Какие упражнения посоветуете по развитию речи, чтобы поставить голос?

— Даже не знаю, как это описать на бумаге. Это надо показывать, но попробую. Есть масса мимических упражнений — это артикуляционный массаж губ, массаж языка, упражнение для языка. Их можно найти в интернете. Есть дыхательные упражнения со звуком, то есть это уже на голос. Когда произносишь звук: «о-о-о-о», делаешь купол во рту, как будто там горячая картофелина. Открываешь рот, потом смыкаешь губы и стараешься на одном уровне произнести это. Нас так учили говорить. Но для каждой ситуации разные упражнения. Радио — это отдельный разговор, потому что у нас микрофон расположен близко. К примеру, когда говоришь со сцены, работаешь на демонстрации или параде, там другая подача, нужно говорить с посылом на несколько метров вперед. Это сложно объяснить, нужно показывать

Еще вибрационный массаж. Также делаешь купол, смыкаешь губы, как бы мычание, но звук «о» и постукиваешь по грудной клетке.

— И что это даёт?

— Голос выходит. Есть еще вибрационный массаж низа живота, спины, головы, лица. Есть, например, понятие «звук в маску». Это когда лицо вибрирует, когда человек говорит, это усиливает голос. Вы слышали, как мычит бык? Страшно, и он такой огромный, его череп, мощные бока вибрируют, усиливая звук, это мычание очень хорошо и далеко слышно. Вибрация схожа с работой колонки, воздух сотрясается. Слышал такое, когда сидел рядом с Афанасием Николаевичем Готовцевым. Он говорил, что даже строение черепа играет роль для голоса. Вот он как раз и был якутским Левитаном, а не я. У него голос такой: «Боу-боу-боу-боу». Рядом сидишь, и воздух сотрясается, вибрирует.

— Обычно дикторы, оперные певцы, те, кто работают голосом, очень берегут горло. Носят шарфики, боятся холодного воздуха, чтобы связки не застудить. Какие у вас самые главные страхи, что делаете, как бережетесь? Шарфа я у вас не вижу.

— Если происходит что-то со связками, то пьешь теплый или почти горячий чай. Прогреваешь связки. Так же нас учила Светлана Корнилова — прогревать связки дыханием. Говорила: представьте, что вы согреваете дыханием руку маленького ребенка. Не резко, а очень бережно и нежно.

— Бывает, что на работе связки так напрягаете, что потом говорить не можете?

— Сейчас такого нет. Вот раньше старшие дикторы (Афанасий Готовцев. — В. Б.) рассказывали, что в советское время их заставляли читать материалы съездов партии. Приносили пачку текста, и полтора-два часа в прямом эфире нужно было читать. Вот тогда было, говорит, сложно. Связки начинали садиться, глаза уставали и т. д.

— И попробуй ошибись... Это сейчас можно в записи все дать и не нужно так напрягаться.

— Да. Потом профессия диктора ушла в прошлое. Мы все стали редакторами. Начали готовить какие-то передачи. Работа диктора раньше считалась чуть ли не технической, потому что мы говорили готовый текст, ничего своего. Не имели права лишнее слово сказать. Мы как-то попытались с соведущей попытаться разно­образить утреннее приветствие, отойти от текста, но до такой степени привыкли читать с бумажки, что получилась каша. Больше мы от текста не отходили (смеется).

— Тогда сразу вопрос: как изменилось радио с тех пор? Стало легче, проще, сложнее, интерес­нее?

— Сейчас, естественно, интереснее. В то время, когда я пришел работать, якутское радио врезалось в центральный радиоканал. Мы вещали очень мало. Утром час-два, днём час и вечером час. Три-четыре часа в день, точно не помню, но примерно так было. В 2006 году получили лицензию на волну FM-вещания, сейчас мы работаем 24/7. Теперь мы сами готовим передачи, рубрики, делаем записи, ведем передачи в прямом эфире, работаем за пультом.

— Какие передачи вы ведете?

— В прямом эфире передачи: «Тэтим чааһа», «Инники күөҥҥэ» и пр., готовлю ежедневную рубрику «День в истории».

— Мне сказали, что в редакцию приходят много писем от слушателей. Ваши поклонники вам отправляют письма? Есть у вас своя стопочка писем, которые вам каж­дую неделю или раз в месяц кто-нибудь из приемной приносит?

— Сейчас нет. Раньше были, да.

— О чём писали люди?

— Обычно писали, какую тему надо поднять на радио. На первых порах были письма с советами, с критикой даже. Писали, что говорю с русским акцентом.

Вообще, работа диктором оставляет свой след в манере говорить при записи, в прямом эфире. Например, были проблемы, когда нужно было читать художественную литературу, какие-то произведения классиков. Режиссеры говорили: «Ты, пожалуйста, не читай, как диктор». Представьте чтение дикторским голосом стихотворения: «Я помню чудное мгновение, передо мной явилась ты...»

И вот беру текст и начинаю дикторским голосом читать, потом одергиваю себя, что это же чувственные стихи, которые надо произносить мягко, чуть не с придыханием. Были такие моменты, что нужно было озвучить тексты, приходил на читку, а мне говорили, что мой голос не подойдет. Что нужен другой, простой голос, а в моей озвучке героя будут воспринимать как диктора.

— Первое время, когда вы только начали выходить в эфир, было благоговение перед микрофоном, страх? Это чувство прошло?

— Было страшно. Перед микрофоном терялся. Руки дрожали. Особенно на телевидении. А радио... Да, волнуюсь до сих пор. Все мне говорят: «Эдуард, зачем? Ты столько лет проработал! Нормально же все будет, у тебя там всё готово». Но нет, я волнуюсь. Вдруг что-нибудь пойдет не так, вдруг с гостем что-то случится. Он не сможет говорить. Бывает, люди в ступор впадают, когда начинается эфир. Или иногда звонят радиослушатели и такие вопросы задают, что и ведущий не знает, что ответить, и теряется. Иногда вообще могут звонить с провокационными вопросами, а мы в прямом эфире. И все слушают, что гость скажет. А он не знает, что сказать. Ступор.

— И как выкручиваетесь?

— Говорю: «Спасибо за вопрос, но это не относится к нашему эфиру». Идем дальше...

— Были случаи, когда вы в ступор впали?

— О да. К нам в студию пришли работники Министерства инноваций, цифрового развития и инфокоммуникационных технологий. Тема была про внедрение интернета по всей республике. Рассказывают, как все идет хорошо, туда кабели протянули, сюда протянули, теперь интернет есть и в отдаленных улусах, нормальная связь. В планах то-то... И тут звонок от нашего постоянного радиослушателя. Причем мы знаем, что он иногда специально задает вопросы с подковыркой, и готовы к этому. По голосу человек в возрасте. Понимаем. Уважаем. Так вот, в студии сидят молодые люди, уже начальники отделов, специалисты в своей области, что-то рассказывают, волнуются... И поступает звонок:

— Алло, здравствуйте, слушаем вас. Алло, здравствуйте, вы на связи, слушаем вас.

— Плохо.

— Что плохо? У вас связь плохая? Может, есть какие-то идеи...

— Всё плохо!

И положил трубку. Причем это было произнесено таким обреченным голосом. И это звучало не как вопрос, а как констатация факта. Гости сидят с глазами по пять копеек, я тоже в ступор впал. Никто не ожидал такого.

— Как выкрутились?

— Пауза была пару секунд буквально. Ввернул фразу, что продолжим передачу, но мы после этой фразы напрочь забыли, о чем говорили.

— У вас же есть список вопросов, которые можно задавать.

— Вопросы иногда заканчиваются, и именно в это время он звонит, и все, в голове всё вырубается. Соображаю, что все забыли, о чем мы там говорили, и при этом почти все, о чем думаю, выдаю в эфир. Сейчас смешно, тогда было не до смеха.

— Во время эпидемии короновируса именно вы выходили в эфир с объявлениями о карантине, продлении сроков, ограничениях. Вас слушали и слышали все.

— Было такое. Большинство сотрудников отправили на карантин. Они просто сидели дома и не могли выйти. Все прямые эфиры, визиты под запретом. В прямой эфир выходили только телевизионные, новости, радио и утренняя телепрограмма «Новый день». Выходила она пять дней в неделю с семи утра параллельно на радио и телеканале «НВК Саха» с нашей радиостудии, вели ее и за режиссерскими пультами сидели тоже мои коллеги.

— Жутко, наверно, было одним в здании? Обычно здесь всегда много людей.

— Непривычно, но нормально. Жутко нашим техникам на дежурствах раньше было, когда они сидели в старом здании, где сейчас располагается ГТРК «Саха». Там размещалась центральная аппаратная. Заходишь к ним, там куча всякой аппаратуры, чтобы контролировать радиовещание. Через их аппаратную в эфир шли все радиостанции: «Радио один», «Маяк» и т. д. Мы вечерами после эфиров, записи уходили домой, а они оставались дежурить круглосуточно. Дежурили женщины. Аппаратная большая, с огромной дверью. Закрывается на специальный большой г-образный ключ-ручку. Его когда вынимаешь, дверь невозможно открыть. И вот они из аппаратной практически не выходят всю ночь, так как говорят, что видели привидение.

— Ого, у вас есть свое привидение в здании?

— Говорили, что видели какую-то женщину, которая заходила в аппаратную и проходила в другую, маленькую комнату, где работники обычно пили чай. Поэтому закрывались наглухо. Рано утром на эфир приезжаем, стучимся, и они всегда радовались: «Ура, Эдик приехал!» И такие случаи бывали.

— Молодежь приходит работать? Как вам новое поколение? Делитесь опытом?

— Конечно, делимся. Иногда коллеги просят позаниматься техникой речи с ведущими теле- и радио­эфиров. Объясняю, какие нужно делать упражнения, чтобы голос поставить, сделать речь красивее. Говорю, что нужно выполнять регулярно, чтобы был результат. Через неделю встречаю, спрашиваю, делали или нет. Честно признаются, что нет. К нам в НВК «Саха» приходят талантливые ребята. За три года коллектив радио пополнился молодыми редакторами, ведущими эфира.

— С хорошим голосом?

— При приеме на работу смотрим на дикцию, а голос всегда можно поставить. Опыт есть кому передавать.

Беседовала Виктория БУШУЕВА