"Как только ледоход зашел на территорию Якутии, уже было ясно, что по заторам год будет тяжелый"

Ну что ж, затопило нынче. До сих пор якутские волонтеры ездят помогать восстанавливать порушенные хозяйства. В Олекминский. Намский. И те, кого подтопило, подают заявления на «Госуслугах» и в МФЦ до 18 июня. А в целом таких проблем вполне можно было бы избежать — чуточку бы везения и востро ухо!

О наводнениях, прогнозах, мостах и реках мы говорим с Никитой ТАНАНАЕВЫМ, гидрологом, кандидатом географических наук, ведущим научным сотрудником лаборатории подземных вод и геохимии криолитозоны Института мерзлотоведения, заведующим лабораторией по изучению климата и северных регионов института естественных наук СВФУ.

АЙСБЕРГИ И ЛЕДЯНАЯ КАША

— Никита Иванович, были в электронных СМИ сообщения о том, что вы предупреждали: нынче затопит. Но никто вас не послушал. Это правда?

 — Я им ничего не комментировал. Это кто-то отправил в СМИ выдержки из моих работ и дал понять, что есть вот такая наука — гидрология, к которой неплохо было бы прислушиваться.

— Что отражено в этих работах?

— Две основные мысли: каждому проекту гидротехнических мероприятий, защиты от наводнений нужна профессиональная экспертиза — раз, и пока такую экспертизу у нас в республике делать особо и некому, то, соответственно, нужно готовить кадры в этой области — это два. Если ни того, ни другого не будет — будем тонуть.

— Чем мы перманентно и занимаемся.

— Каждый год. Как по расписанию.

— Ну почему не обращаются к вам как к эксперту в этой области, тогда как именно над этой проблематикой вы и работаете?

— Это не ко мне вопрос. У нас ведь есть организации, которые призваны заниматься подобными прогнозами.

— Росгидромет?

— Да, это их государственная функция. То, что может наука, в официальные источники, как правило, не входит. Есть утвержденная система мониторинга, на данные которого они и опираются.

— Для климатической модели ретроспективного анализа на период 1960–2020 годов — это про сдвиги климатических зон по классификации Кеппена-Гейгера — вы используете в том числе снимки университета Мериленд.

— В мире довольно много открытых данных, и они находятся в свободном доступе. Моя хорошая знакомая занимается отслеживанием циклонов и делает это по всему миру.

— Согласна, в этом мире все взаимосвязано. Вернемся к паводку. Вы предполагали, что будут подтопления?

— С самого начала, когда кромка подошла к Пеледую, самое большое, что я мог сделать, — это написать в своем статусе, что этот год будет заторный. Как только ледоход зашел на территорию Якутии, уже было ясно, что по заторам год будет тяжелый.

— Где-то читала, что раз нынче было мало снега, значит, лед толще, чем обычно. Оттого и заторы.

— Толщина льда на высоту заторного подъема уровней никак не влияет.

 — А что влияет?

— Уровень воды зимой и на начало ледохода: чем он ниже, тем выше затор. Вероятность заторов повышают две противоположные погодные тенденции. Первая — это ранняя весна, в зависимости от того, какую реку мы рассматриваем. К примеру, для Амги это ранняя весна в Южной Якутии. И вторая — возврат холода. В данном случае — на территорию Центральной Якутии в первой и второй декадах мая, если мы рассматриваем Лену. Что и случилось в этом году.

— То есть ранняя весна и возврат холодов в мае, и всё — ловите затор!

— Это своего рода предпосылки. За само образование затора часто отвечают случайные факторы.

— Природа во всем виновата!

— Как правило, мы замечаем заторы, когда они нам что-то затапливают. На самом деле есть куча заторов, о которых мы ничего не знаем.

— Просто они никому не мешают.

— И недолго существуют. Где-нибудь там в нижнем течении, где нет населенных пунктов, а заторные уровни поднимаются на 20–30 метров.

— Айсберги!

— У меня здесь соискатель занимается таковыми, именно по якутскому узлу, уже нащупывая некоторые закономерности, способные предсказывать наиболее вероятные крупные заторы. От Табаги до устья Алдана примерно с десяток мест, в каждом из которых они возможны, и если там заторы и случаются, то, скорее всего, в других местах их быть не должно.

— А есть фактор «просто повезло»?

— И такой случается! Вроде бы все факторы сошлись, но пронесло.

— Мне как обывателю интересны заторы близ населенных пунктов.

— Это основной вопрос, который люди и задают. Когда спрашивают, мы рассказываем, какие факторы ледоходу в данном конкретном месте сопутствуют. К примеру, на Севере важный момент — это отрицательные ночные температуры. Лед сломался, но у него большая способность к обратному смерзанию.

— Каша ледяная получается.

— И получается, что ничего хорошего не получается. Читайте мои сторис в начале ледохода, — улыбается. — 15 мая начались подвижки в районе Якутска, а в приустьевом участке, где Алдан впадает в Лену, случилось следующее: очень важно, в какое время они друг относительно друга начинают проходить, и если Алдан выходит раньше Лены, то и на Лене уровень воды поднимается, чтобы быть вровень — это как сообщающиеся сосуды. Соответственно, скорость течения замедляется, льду проще остановиться и смерзнуться, сформировав ледяную плотину, которая и становится ядром затора. Все до Графского Берега и затопило.

— Ну вы же могли предупредить! Без официоза. Доброты душевной ради.

— 15 мая я написал в государственные органы: ребята, через три дня вам Намский район затопит!

— Так надо было срочно взрывать! Имею в виду, затор.

— У людей меняются концептуальные взгляды. В зависимости от карьерной эволюции. Ну или жизненные взгляды меняются, что тоже не исключено. К примеру, один из руководителей Ленского бассейнового водного управления во времена наводнений на Амге выступал против этих взрывов, но, став руководителем Службы спасения, стал везде летать и взрывать. Давно так не взрывали, как в этом году. Иногда это приносит какой-то результат, иногда — нет. Бывают не только у руководителей в голове заторы, но и у исполнителей.

— А что, собственно, взрывается? Бьют в ледяную плотину, чтобы она рассыпалась обратно в кашу?

— Ледяной замок он действительно как айсберг — мы видим только его верхнюю часть, которая может быть довольно невыразительной. Растет он вниз, и чем глубже вода, тем больше. Стеснение потока происходит там, внизу, а на поверхности мы и не видим ничего.

— Ну и зачем взрывать то, чего не видно?

— Разные эксперименты проводили. Однажды даже большой финский ледокол выгнали. Затор он продолбил, но чуть не утопили ледокол, их всего-то два в бассейне было. В общем, мощно он от льдин улепетывал.

— Вы принимали в этом участие?

— Нет, — смеемся, — но неподдельный интерес к таким действам испытываю. За уровнями воды всегда с большим вниманием наблюдаю, как реки двигаются друг относительно друга, да и в целом за гидрологической обстановкой на реках, ведь каждый год всё по-разному происходит.

— Вот про сообщающиеся сосуды — интересное явление.

— Был такой редкий случай: лед на реке Олекме вышел в устье раньше, чем начался ледоход на основной реке. А в устье Олекмы находится Троицк.

— Льду было некуда идти, и он двинулся на Троицк.

— И довольно быстро все там утонуло. Самое обидное, об этом я тоже предупреждал людей, находившихся в составе рабочей группы. Есть такой нюанс: подобные ситуации достаточно сложно прогнозировать на большой промежуток времени, на горизонт, скажем, больше недели. Но три-то дня, чтобы эвакуировать людей, обезопасить имеющееся у них имущество, отогнать на безопасные расстояния скот, есть.

— Зовите Тананаева! Хотя бы за три дня до.

— К сожалению, я не пользуюсь какими-то официальными методиками. По сути, любой старожил скажет вам, когда примерно пойдет лед, и в большинстве случаев ошибется не больше, чем на три дня.

— И не надо быть семи пядей во лбу.

— Потому что это происходит столь же регулярно, как и солнце встает на востоке и садится на западе. А вот о том, что интересует нас конкретно, — где возникнет затор и до какого уровня поднимется вода, — тут нужно думать. Например, для Амги мы оказались в состоянии заторную составляющую посчитать. В тех же Эдейцах каждый год с напрягом ожидают паводка: утонем — не утонем, пора перетаскивать вещи на второй этаж или нет, когда отгонять скот? Словом, народ саморегулируется. И там есть местные предсказатели.

— Из числа властвующих? Или просто разговорчивые люди?

— Как правило, это старожилы. Но, когда уровень воды начинает подъем, тут уже поздно что-то предпринимать. Поэтому в тех местах, где с какой-то регулярностью бывают наводнения, строят дамбы.

УТОПИЛО — НЕ СЕРЧАЙ

— Но и в Графском Береге, и в Едейцах дамбы размыло водой.

— Любая дамба — это баланс между уровнем защиты и стоимостью. Речь о минимализации ущерба ведется в тех случаях, когда наводнения неизбежны. Хоть режьте там лед, хоть пилите, хоть затемняйте.

— В таких местах идеально все сплошной дамбой укрепить.

— Были мы на Аляске. Там затопило небольшой населенный пункт, который уходит под воду примерно раз в тридцать лет. В 2013 году такая пора настала, и всех жителей собрали на аэродроме, который по кругу обнесен сплошной дамбой метров 20 в высоту. Так вот, воде не хватило доползти до верха каких-то 10 сантиметров, и тогда мышеловка захлопнулась бы. Выбраться было нереально.

— Возникает вопрос: зачем вообще было селиться на потенциально затопляемых берегах?

— Ну или, раз так исторически сложилось, поставьте дома на сваях. На той же Аляске мы видели деревянные дома, поднятые над берегом на высоту 3–4 метра посредством металлических свай, а они еще и с охлаждением.

— В Зырянке каждый год аэропорт затапливает.

— Ну он так построен. Аэропорт у реки. На косе. У них был аэропорт наверху, в трех километрах от поселка, но как-то не прижился. На Колыме в Среднеколымске все время заторы, тоже известная история. Лет двадцать назад почти каждый год их топило.

— А в республике какие населенные пункты самые затапливаемые?

— Как раз Среднеколымск и Зырянка, причем у последнего низкий уровень опасного явления именно из-за низко расположенного аэропорта, и все наводнения у них не заторные, а чисто стоковые, по лайту. В Среднеколымске же наводнения заходят прямо в город из-за заторов.

— В Якутске каждый год заливает Даркылах, который, впрочем, зовут «Нахаловкой» из-за сплошного самостроя.

— Кто живет в пойме, тот будет когда-нибудь утопленным. Есть Градостроительный кодекс, который работает на пару с Водным кодексом: внутри зон затопления никакое капстроительство невозможно. А если построил там домик из картонки...

— ...то и пусть его унесет к чертям собачьим.

— Утопило — не серчай.

— А много той поймы?

— Всего Якутска это касается, мы все живем в пойме. Просто у нас дамбы есть — это вся дорога от Чернышевского через 50 лет Советской Армии и до Мархинки, — которые еще в советское время начали строить.

— Зеленый луг подтапливает обычно.

— Ну это святое.

— Красивые фото с дрона получаются в 203 микрорайоне: многоэтажки, обрамленные льдом, смотрятся эпично. Но их не унесет этими льдинами?

 — В ближайшее время точно не унесет. Скорость течения там небольшая. Да и городская дамба хорошая.

— За ней ухаживать теперь нужно постоянно, чтобы гаражи подземные не подтапливало.

— А это уже не от дамбы зависит. Это всё подземные воды. В 202-203-м отметки подняты выше отметки начала затопления. Не знаю, что должно случиться, чтобы их речными водами затопило.

БОБРЫ НЕ ДРЕМЛЮТ

— Нынче было много наводнений в стране — Оренбургская, Курганская, Тюменская, Омская, Челябинская области.

— Бобры не дремлют. Большое количество осадков, выпавших на уже увлажненную почву, могло сыграть свою роль. Видите ли, подлая эта дамба прорывается именно тогда, когда на нее приходится максимальная нагрузка. За прорывом дамбы и следуют мощные наводнения, соответственно, с максимальными ущербами. В общем, с капитальными мерами защиты могут возникнуть и капитальные проблемы.

— Четыре года назад вы предложили такую опцию, как суда на воздушных подушках, с помощью которых можно было бы предупреждать наводнения. А в чем заключается суть такого метода?

— Вся идея заключается в том, что нужно каким-то образом ослабить лед и желательно сразу на большом пространстве. Суда на воздушной подушке при движении с определенной скоростью создают на границе раздела между льдом и водой волну, благодаря колебаниям которой нагрузка на лед становится достаточно большой, и он ломается. Два «Ирбиса» для таких задач вполне подошли бы. Или несколько «Хивусов». Всё зависит от толщины льда. Идея не нова, я ее услышал от доктора технических наук из Комсомольска-на-Амуре еще в 2012 году. И вот в конце мая этого года я посетил выставку «Россия» на ВДНХ, а там выступает человек на тему ледотехники и борьбы с ледовыми заторами с помощью судов на воздушной подушке, то есть этот метод уже работает.

— Надо применить его и в Якутии!

— Организовать я его не смогу, но могу рассказать, что такой вариант есть.

— ЛОРП вон суда свои в Жиганске топит.

— А это второй вариант (смеемся).

САМОЕ УЗКОЕ МЕСТО

— Сейчас мы все живем в ожидании строительства Ленского моста. Гидрологов в процессе проектирования звали?

— А как же? Звали.

— Выдержит мост ледоходы?

— Выдержит.

— Настолько он мощный?

— Я в Якутии работаю с 2002 года, с тех пор, как еще, будучи студентом МГУ, приезжал сюда на практику. И как раз в гидрологических изысканиях в русле принимал участие. Вы знаете, что самый первый проект был сделан в 1986–1989 годах?

— Там же, в Табаге?

— Там же. Единственное, что там сделали, — на правом берегу съезд с трассы в сторону мостового перехода — его на космическом снимке хорошо видно. Там сделали просеку, где пролегала дорога, но, поскольку проект отложился, по просеке проложили линии электропередачи. Так вот, одна из бетонных опор магистральной ЛЭП стоит прямо в русле. Почитай, полвека. А это даже не опора вантового моста.

— Но едва ли это обстоятельство можно считать некой гарантией безопасности для гораздо более мощного сооружения, чем опора ЛЭП.

— В начале нулевых вернулись к проекту, и мы конкретно в том районе делали подробные исследования. Когда появился проект вантового моста, мы провели еще одну серию изысканий, это в 2006–2007 годах. Как раз в Санкт-Петербурге в Государственном гидрологическом институте в их русловой лаборатории по нашему заказу отлили из бетона масштабную модель русла реки протяженностью как от Табаги до Кангаласс.

— А какое масштабирование?

— Модель протяженностью 100 метров. Там разные вещи изучаются: смотрели, как распределяется вода по рукавам, какова скорость на пойме, пробовали разные компоновки моста, запуская в русло искусственный лед.

— Наверное, не менее серьезные изыскания проводили перед строительством моста, обрушившегося две недели назад в Алданском районе.

— Вот там заторы гарантированные! Ленский мост должен быть вантовый, потому что только он, в три опоры, перекрывает больше четырех километров как в русловой, так и в пойменной части.

— Помнится, рассматривали и проект тоннельного моста.

— Периодически такая идея возникала. Но если у вантового моста есть какая-то экономика, все-таки он не первый, то у тоннельного никакой экономики нет. Никто еще не посчитал, сколько он будет стоить при довольно сложных вводных: выход из тоннеля нельзя сделать на берегу.

— На этом можно остановиться. Если начнет топить тоннель, это же тоже мышеловка.

— Можно порассуждать, конечно, выход надо отвести дальше от реки или все равно делать эстакаду, но тогда какой смысл в тоннеле? А горнопроходческие работы не предполагают дешевизны. А как продумать вентиляцию, желательно принудительную, по всей длине, особенно летом?

— А с вантовым мостом никаких вопросов не возникает?

— Там тоже не все прям классно. Подвес для дорожного полотна тяжелый сам по себе, а на него будут намерзать всякие изморозь и лед, и он станет еще тяжелее, что обязательно нужно учитывать, так как это сотни тонн.

— Ехал себе по мосту, а тут полтонны изморози на машинку слетело. А, не, сосулька весом в две тонны упала! А ты уворачиваешься, но нет, гололедица не позволит.

— Вопрос с гололедицей легко решаем: использование реагентов, достаточно активная циркуляция от трения шин об асфальт, в крайнем случае, прокладка греющих кабелей. Технари рассчитывают температурные деформации, длину вант, их сплав, чтобы меньше растягивались, и решают вопросы с намерзаниями на них, чтобы они для моста были некритичными. Наше дело — проект гидрометеорологических изысканий. У Ленского моста все это есть.

— А действительно в Табаге самое узкое место, удобное для строительства моста?

— Табага — очень удачное в этом отношении место: и расстояние небольшое, и скала в русло выходит, а в русле нужные коренные породы, на которые можно было бы опереться, так как никому неинтересно строить основание моста с опорой на песок.

 — Мост в Кангалассах был еще одним из вариантов.

— Там вся дискуссия вращалась вокруг такой идеи, когда мост должен был быть совмещенным — и для автотранспорта, и для железной дороги, а железнодорожный вокзал планировали выстроить рядом с аэропортом Якутск. Эту идею переигрывали. Был конкурс «Автодора», который почти сразу отменили, кстати, на проект уже только автодорожного моста. Якутску нужен поток грузов из Южной Якутии и вообще с материка, то есть не было смысла заходить через Кангалассы, потому что для автомобилистов это лишний крюк длиной 80 километров.

— Для Нижнего Бестяха вообще самое выгодное, чтобы мост в Нижнем Бестяхе и начинался.

— Но там слишком широко, а потому слишком дорого. А вообще этот створ тоже рассматривали как один из трех. Нижний Бестях — огромный логистический центр, и даже при наличии моста, а когда он еще будет, паромы туда ходить, думаю, не перестанут. К тому же проезд по мосту тоже будет платным. А цены растут.

— А река русло не поменяет за это время?

— Там она его практически не меняет, чем коренной Табагинский мыс и хорош.

— Мосту быть. И стоять он будет.

— Будет.

— Почти тост!

ПРО КОШКУ, ВЫБОР ПРОФЕССИИ И РЫБ

 — Выбрав стезю гидролога, не ощущаете, что в какой-то степени вступаете в спор с природой, которой на ваши подсчеты с погрешностями глубоко все равно?

 — Нет никакого конфликта. Чего с ней спорить? Природа все решит сама, бросив кости.

— Получается, вы созерцатели?

— Законы физики всем руководят. А мы их изучаем. Предсказать можно все что угодно, проблема только в наличии достаточного количества исходных данных — именно по этой причине есть нерешаемые задачи, например, для моделирования.

— Вы коренной москвич.

— Да.

— Как задержались в столь дальних далях?

— Зарплату платят, все нормально, чувствую себя местным.

— Некоторые местные хотели бы перебраться в Москву.

— А что там делать?

— А что, все реки уже иссушили?

— Рек и здесь очень много. Будем надеяться, не введут визу, чтобы «центрорашку» посетить.

— Зачем вы возите с собой во все командировки свою кошку?

— Не во все, только в длительные, потому что на долгий срок пристроить сложно. А ей нравится летать.

— Что вы сейчас читаете?

— Читал современный японский детектив, но было много лекций, забросил.

— Летней страдой пашете в поле?

— У нас во все сезоны страда.

— Ах да, реки же! Поди всю республику объездили?

— Есть еще места, где не был. В Арктике много где побывал. Никак не дойдут руки написать статью «Современные климатические изменения на территории Якутии». Прогнозы по потеплению есть до 2100 года, и к наводнениям оно тоже имеет отношение.

— Сколько в республике гидрологов?

— Очень мало. Я единственный с кандидатским дипломом. Есть еще гидрометеорологи.

— Почему вы выбрали эту профессию?

— Вопрос даже не стоял, куда я после школы пойду учиться. Я ведь научное потомство, у меня другого выбора не было.

— Династия ученых?

— У меня прадед — дважды лауреат Сталинской премии. За атомную бомбу. И он не первый ученый в семье. Институт его имени в Кольском научном центре в городе Апатиты возглавляет мой отец.

— Это явно предмет гордости.

— Это забавно. Смеюсь над папой: другого института-то не нашлось? Я ученый уже в пятом поколении.

— Откуда у вас такая певучая фамилия?

— А никто этого не знает.

— Вы круты, Никита Иванович!

— Согласен, с 17-го года пока не ошибался в прогнозах.

— Так это звучит, с 17го года, исторически, что ли.

— Надежнее говорить о наводнениях.

— Гидролог рыбку любит?

— Нормальный гидролог переел ее, ух! Строганинку уважаю. Очень.

— Мы еще встретимся поговорить обо всем, ок?

 — Ок.

Яна НИКУЛИНА

Фото автора и Андрея АРХИПОВА