Художники против памятников
Сразу оговоримся, что против не совсем удачных памятников, которые, по мнению художников, заполонили Якутск, и дальше терпеть все это безобразие нет мочи. Союз художников Якутии готовит письмо власть предержащим.
Суть вкратце такова: все, что возводится в республике, должно проходить через экспертный совет, как это раньше и происходило, ведь памятники и городская скульптура становятся украшением общественных пространств и принадлежат, таким образом, народу, сиречь нам с вами. Точнее, должны бы стать украшением, но, к сожалению, это не всегда так. Что именно не так, мы поехали выяснять, отправившись непосредственно к памятникам.
ХИТРОУСТАНОВЛЕННЫЙ
Жаркий солнечный день. Нас в машине четверо: председатель Союза художников Якутии Ольга Скорикова, скульптор Семен Прокопьев, художник Федот Макаров и ваш покорный слуга. Первым мы посещаем памятник Максиму Аммосову, который на самом деле… не легитимен.
— Мы подавали в суд с требованием не устанавливать этот памятник и выиграли его, — рассказывает Семен Кириллович. — В апелляции также выиграли (председателем жюри была зампред Евгения Михайлова), но все равно распорядились его установить. Что нас не устраивало? Во-первых, качество памятника. Во-вторых, документы неправильно были оформлены, и конкурс проведен с нарушениями. Были проекты гораздо лучше этого, но их даже рассматривать не стали. Они ж схитрили — отправили архитектора Белолюбского к дочери Аммосова, проживавшей в Москве, и испросили у нее разрешения именно на свой проект. Та, конечно, согласилась. Так и протолкнули этот памятник. Но взгляните, лицо совершенно не похоже — это не Аммосов! Ну и кому мы тут цветы возлагаем? По архитектонике он должен смотреть на магистраль, а здесь человек словно отвернулся от народа, но мы-то знаем, что только за народ Аммосов и горел. Сразу видно, что на местности даже не пытались сориентироваться, а ведь в скульптуре даже маленький нюанс имеет огромное значение! Ноги невероятно длинные! Впоследствии нам говорили, укоротить нужно ноги, но как это возможно? Уже никак! Таз не поставлен. Как это? Это когда не чувствуется, где таз, а такие вещи каждый скульптор должен чувствовать. Считаю, снести нужно этот памятник, он, напомню, не легитимен, так что хоть завтра можно решение суда исполнить. И установить взамен новый, достойный — Максим Кирович именно такой и заслужил.
НОГИ-СКАМЕЙКА
Вторым мы посещаем памятник Авксентию Мординову. Тут даже скульптором не нужно быть, чтобы понимать: здесь что-то слеплено неверно.
— Ноги-скамейка! — возмущен Семен Кириллович. — Объема нет! Что внутри? Вот вы чувствуете, что внутри? И я не чувствую! Вглядитесь, это же мешок! — Он словно ватой набит. Как Дед Мороз, — задумчиво добавляет Ольга Афанасьевна. — Фигуры под одеждой точно нет.
— А на студентов посмотрите. Чувствуется, что они к экзаменам готовятся? — Вроде бы ансамбль, а язык разный, — резюмирует Скорикова весьма расстроенно.
«ТАДЖИКСТРОЙ»
Завершая вояж по территории СВФУ, мы заглядываем в Главный учебный корпус, где по вестибюлю тянутся оштукатуренные во что-то зеленое колонны, а на стенах красуются барельефы, претендовавшие, по всей видимости, на звание фресок. Здесь все едины в вердикте.
— Какую эстетику вот этим, даже не подберу цензурного слова, пытаются привить нашим студентам? — вопрошает скульптор. — Это антихудожественно!
— Глядя на эти столбы, хочется истерически смеяться, — говорит Ольга Афанасьевна, к слову, не только художник, но и образованный дизайнер.
— Было бы интересно узнать, что за образы заложены в этих барельефах. Вот у этой фигуры рука чужая.
— Это рука отрубленная! — скульптору сейчас точно не до смеха. — А глаза опущены настолько, что кажется, они выпали.
— Здесь в темноте надо какой-нибудь хоррор снять, — предлагаю я скромно. Поужасавшись, мы удаляемся к монументу, на котором установлена фигура святителя Иннокентия (Вениаминова).
ГОЛОВА КАК ДОМ СОВЕТОВ
— Вот все было бы здесь замечательно, — Семен Кириллович тяжело вздыхает, — все хорошо выстроено. На конкурс было представлено два эскиза. Вячеслав Штыров вместе с Егором Борисовым выбрали эскиз Виктора Федорова, и все бы ничего, но слишком у него святитель получился головастый. Я с Вячеславом Анатольевичем стал спорить, Мигалкин (Афанасий Мигалкин возглавлял Департамент по делам народов. — Я. Н.) тут же убежал, скрывшись за занавесом. В общем, победили меня одного, а в итоге полпамятника голова и составляет.
— Как раньше говорили, голова как Дом советов.
— Святитель Иннокентий — не просто великий человек, это был гений, намного опередивший свое время, но по призванию свою жизнь посвятил простому народу. А памятник ему теперь «головастиком» называют. Ну несерьезно же! Это все почему происходит? Потому что решения принимают не профессионалы. Мы этому искусству десять лет как минимум учимся — и логично, что за скульпторами и должно оставаться решающее слово, разве нет? Каждый на своем месте должен быть профессионалом! Какие удивительно красивые памятники и скульптуры ставят и в Европе, и в Азии. И что у нас? Отстали от всего мира на пятьдесят, а то и на сто лет! Что я хочу этим сказать: если государство не прислушивается к специалистам, то оно попросту не развивается.
ХОРОШИЙ ПРИМЕР
По дороге к скверу Матери останавливаемся и обходим два новых дома, расположенных на улице Лермонтова, рядом с третьей поликлиникой, на фасадах которых сочетаны якутские узоры, Аал Луук мас, и все это вечерами загорается вереницами лампочек. — Вот! Смотреть приятно! Отличная дизайнерская работа, я считаю, — окидывает взглядом дома Прокопьев. — Особенно зимой, когда идешь, подсветка на них душу греет.
— Здесь совмещено несколько видов узоров, местами перебор, но в целом все сочетаемо и смотрится современно, — подытоживает дизайнер Скорикова. — И это чуть ли не единственный грамотный мурал в городе.
— А перебор в чем? — интересуюсь.
— Перила, усыпанные орнаментами, совсем не сели. И на потолке орнаменты уже лишние. Как старушка с серьгами. Кто-то неплохо оторвался. Это всегда был больной вопрос, как бы придать Якутску национальный колорит. Но подчеркну все же, что композиционно проект решен. В сравнении большинство новых муралов в городе, которые не художники делали, на мой взгляд, ужасны.
— Семен Кириллович, а есть в Якутске памятник, который можно считать эталонным?
— Памятник Ленину. Вот где придраться не к чему!
БУЛЬВАР НЕ БУЛЬВАР
— А вы желаете к чему-либо придраться, лишь бы придраться?
— Я не придираюсь. И никогда не критикую на пустом месте, — Семен Кириллович — мастер расставлять акценты. — Видите ли, меня все это как профессионала коробит! И не меня, кстати, одного — это просто машинка маленькая, и поехали мы такой численностью, чтобы в нее вместиться. Ну невозможно уже про все это молчать и терпеть, нужно менять ситуацию в корне.
Мы подъезжаем к бульвару Учителя.
— Вероятнее всего, на компьютере все это смотрелось очень мило, но исполнение, как обычно, подкачало. Что это за холмы?
— Курганы Чингисхана?
— Яна, пожалуйста, не оправдывайте бесхозяйственность! 80 миллионов рублей освоено на этот сквер. Видно, что 80? Нет! Всё заросшее, запущенное, никто за этим не ухаживает. Что за цвета, в которые выкрашены скамейки? Какая в советские годы была, как ее называли, половая краска — вот она и есть, еще и выцвела вся. Поклонение московским дизайнерам до добра не доводит, потому что они не учитывают особенностей местного климата. Посмотрите, вся их брусчатка из сосны уже вовсю выпирает и чернеет. Понтоны все развалились. Ступени были облицованы плиткой, которая в одночасье вся отвалилась, и ступени просто забетонировали. И так во всем! Бульвар не бульвар! Говорят, что Якутск станет лучшим городом за Полярным кругом к 2030 году. Верите?
— Вообще-то я скептик, но вместе с тем взгляд у меня оптимистичный: хотелось бы просто город. Не надо лучший. Пусть будет чистый, ухоженный. Мы ведь рассуждаем по принципу: пусть хоть такой, но сквер.
— И вот так далеко и не уедем. Михаил Андреевич воевал в Великую Отечественную. Попал в плен. Бежал. Добирался к своим через линию фронта. И, конечно, был отправлен на лесоповал. С этим клеймом ему только одни препоны и ставили, но он упорно и много учился. И стал по-настоящему народным Учителем, выдающимся просветителем и одним из основателей физико-математического движения в Якутии. Он с оркестром встречал у трапа самолета своих воспитанников, побеждавших в олимпиадах, и это не фигура речи. Михаил Андреевич действительно договаривался с оркестром и так чествовал детей за победы. К счастью, я лично его знал. Это был человек-глыба. Цельный! Но у него никогда не было такого большого пуза, как изображено в скульптуре. Для того чтобы обращать внимание на такие нюансы, нужно время, а с заказчиками ведь как: вот сроки, сделать надо быстро. Но, простите, в искусстве так не бывает. Когда нужно создать шедевр, нельзя ставить сроки! Когда мне говорят, а сделаешь ли ты заказ за месяц, я сразу говорю: нет! Потому что непозволительно в своем творчестве, кем бы ты ни работал, допускать хоть какую-то халтуру. Благо хоть Николай Чоччасов, а он является автором памятника, ухаживает за ним по своей инициативе, ремонтирует, хоть и не должен этого делать, так как балансодержателем является город.
— И все же я вступлюсь за Ирину Алексееву (главный архитектор города, а затем республики. — Я. Н.), при которой хоть что-то с общественными пространствами зашевелилось, впервые после советских и постсоветских времен, — вступает в спор Скорикова.
— А потом ваша Алексеева просила еще денег на реконструкцию этого бульвара, но ей отказали, — парирует Прокопьев. — А нельзя было сразу все толком делать?
— Если не экспериментировать, то и прогресса никогда не наступит, — не сдается Скорикова. — Так и экспериментируйте, но с внебюджетными средствами. Вон есть прекрасный пример — сквер Газовиков на Петра Алексеева. Отличный проект, и исполнение на уровне, и трава газонная. Правда, и там памятник подкачал, так как изготовлен из некачественного материала: что саха-газовик какой-то карликовости, что нуучча-газовик несуразных пропорций. Идеальным в этой композиции является только сварочный аппарат.
КУДА БРЕДУТ МАМОНТ, ЛОШАДЬ И БЫК?
— Ну вот о чем тут можно говорить? — взмахивает руками скульптор. — Как вы думаете, здесь вообще что-нибудь архитектурно учитывалось?
На фоне великих полководцев — Константина Жукова и двух Александров — Суворова и Невского — огромная репродукция растянута на всю стену серого здания исторического мультимедийного парка. В печали бредут куда-то мамонт, разноцветная лошадь и подпирающий ее сзади синий бык холода, кстати, почему-то с одним синим яйцом.
— Анатомии нет! Пропорций нет! Образа нет! — Семен Кириллович разве что не плюет в эти несчастные фигуры животных. — Если они стилизованные, то и должны быть декоративными, но никак не на фоне героев — это вам любой архитектор скажет! В детские сады их можно пожертвовать. Вон погуглите, каких мамонтов сделали в Ханты-Мансийске. Там установлен ансамбль: тихо, степенно идут под горой несколько мамонтов — любо-дорого посмотреть. А у нас это символ, который выглядит либо старо — как в Институте мерзлотоведения, либо жалко — как тут, в парке «Россия — моя история». Мы предлагали мэрии сделать мамонта, достойного бренда Якутии, но, как всегда, денег нет. Вот и довольствуемся художественной самодеятельностью.
Мы едем к скверу Матери, где идет масштабная реконструкция. — Такие скамейки Герасим из «Муму» рубил, — грустно шутит скульптор. Мы еще будем штурмовать памятник. И поедем к Винокурову. И рассмотрим объекты городской скульптуры. Проезжая по берегу озера Сайсары, рассматриваем место, где разместились бы скульптуры, сделанные профессионально, со вкусом, грамотно. Обсуждаем, какими они могли быть, чтобы можно было ими любоваться, ведь пока гордиться нам в городском ландшафте особо и нечем.
— Гафт говорил: не то страшно, что ты умрешь, страшно, если тебя Безруков сыграет.
— Можно не беспокоиться, мне памятник не поставят, — горько усмехается Семен Кириллович. — Да и в целом надо понимать, кому вы памятники-то ставите. Это что, мода такая, как кто помер, не успело тело остыть, сразу памятник нужно установить? Или мемориальную доску влепить? Тоже неупорядоченная совсем сфера.
— Между прочим, у нас на открытие памятника Чилингарову приезжал сам Чилингаров.
— И, верно, не очень-то уютно себя при этом чувствовал? Впрочем, единственный человек, которому я при жизни поставил бы памятник, — это Николай Курилов. Много лет он в шесть утра ведет на радио передачу на юкагирском языке, выпустил юкагирский букварь, пишет и маслом — картины, и словом — статьи, прилагая все свои усилия для сохранения родного языка и культуры, и все делает на общественных практически началах. А мы ему мастерскую не дали.
— А он и не берет, — вставляет Скорикова. — Говорит, не потянет. — Ну и у него в основном графика, поэтому, может, и не берет, — комментирует Прокопьев.
Мы еще ездим по объектам, обсуждая жизнь художников, для которых бедность — философия, а картины — жизнь. И мне, бедному журналисту, с ними уютно. А продолжение репортажа — в следующем номере.
Яна НИКУЛИНА
Фото автора