Переход в четвёртое измерение
Прекрасная встреча творческих людей прошла в четверг, 4 июля в Комдрагмете, на втором этаже которого располагаются залы Национального художественного музея: там открылась выставка двух маститых художников — Вячеслава Артамонова и Семена Прокопьева. Последний, кстати, и замечательный скульптор, а их не так много у нас в Якутии. Друзья по жизни, созвучные еще со студенческой скамьи, они не один раз создавали совместные экспозиции, гармонично дополняя друг друга — работы их отличаются оригинальностью. И работали вместе — в ЯХУ. Оба — обладатели отменного чувства юмора: со смехом вспоминали былые годы, дискутировали на острые темы, поднимали проблемные вопросы. Этой выставке дали название одной из работ Прокопьева — «Четвертое измерение».
ПИДЖАК С КАРМАНАМИ
Семен ПРОКОПЬЕВ:
— В детстве мы сами мастерили себе игрушки. Большей частью деревянные. Магазинных-то в то время попросту не было. У меня отличные ружья, пистолеты получались. Отец прятал ножи, потому что резались, но мы их, конечно, находили. В седьмом классе я вырезал оленя. В Якутское художественное училище поступил, когда исполнилось 15 лет. Родители были сильно против, но сложилось все в мою пользу.
После отправили учиться в Суриковский (МГАХИ имени Сурикова). На третьем курсе начал бунтовать. В чем это заключалось? Делал другие композиции, а не те, что требовали. Ну а сколько можно лепить-то все одно по одному? Стали называть мой стиль буржуазным. Оценки занижали, конечно. И жил вечно без стипендии. На экзамен сотворил стального Манчаары. С автоматом. Пятерку поставили. Упорно лепил по-своему.
На четвертом курсе хотел уже бросить все, но один умный человек уговорил остаться, мол, без диплома сложно будет, доучись. А ведь так многие талантливые студенты из-за скуки смертной в учебном заведении уходили, а то и злоупотреблять начинали, так и не реализовавшись.
И до сих пор ничего не изменилось! Я и сейчас считаю модернизм самым верным направлением в искусстве, которое и не должно зависеть от реального мира, а призвано передавать внутренний мир автора. Академизму уже двести лет в обед, и давно пора изменить программу обучения, которая и композицию ставить не учит, а только копировать и заставляет, не допуская никакого индивидуализма в технике исполнения. Помнится, одному моему товарищу жена сшила пиджак со специальными карманами для шпаргалок. Он списал, сдал и передал пиджак мне. Я — следующему. Тот — другому. К концу семестра пиджак потерялся. Стали искать его. Всем миром искали. И нашли. В другом институте.
Вдохновение? Оно приходит во время работы. Эскизов нужно делать очень много, чтобы из десятков выбрать один. Искать материал. Работу держишь в голове беспрестанно, пока не закончишь. Это сродни хронической болезни: характерные черты пытаешься рассмотреть даже в лицах пассажиров в автобусе. А молодым мастерских не давали, поэтому творили прямо в квартирах: по всей кухне развезешь гипс, потом отмываешь до утра. Так и работали, и, если все, что задумал, получилось, значит, было вдохновение. Часто оно приходит ночью. А к кому-то не приходит никогда. На некоторые работы смотришь и диву даешься: кто такое вообще поставить разрешил? Особенно если они были предназначены для украшения не твоих личных стен, а общественного пространства.
Мы давно предлагаем выделить нам такое пространство, где якутские скульпторы возводили бы прекрасные архитектурные формы, скажем, в год по одному, а через десять лет его уже и не стыдно было бы любому искусствоведу показать. Но нас никто не слышит, поэтому мы решили написать письмо — разошлем чиновникам на всех уровнях власти, потому что невозможно уже терпеть то, что лепят в республике, утверждают и устанавливают, минуя экспертный совет, а такой в Союзе художников есть. Вам что, сложно посоветоваться с теми, кто в этом разбирается? Вроде времена соцреализма давно минули, а все лепят сплошных мужиков в пиджаках да без соблюдения элементарных пропорций, я уже не говорю обо всем остальном, а так нельзя! Из бетона, из кованого металла памятники ставят — вообще запретить такое нужно! Вы видели, во что они потом превращаются? Стыдоба же! Так что предпримем какие-то шаги, чтобы прекратить столь пренебрежительное отношение к памяти. Мы готовы к плодотворному сотрудничеству. Искусство должно удивлять, но удивляться нужно все-таки приятному.
ЖИЗНЕННОЕ КРЕДО
Вячеслав АРТАМОНОВ:
— И я после восьмого класса приехал поступать следом за старшим братом, благодаря ему и научился рисовать. Чуть обратно домой не развернули, ведь бойким характером тогда не отличался. Сказал только: «Я хочу рисовать». Моим наставником в Якутском художественном училище стал первый из профессиональных театральных художников Якутии Георгий Туралысов. Он хотел направить меня в Суриковский институт, но умер авангардный наш старик, как только нас выпустил.
Кстати, тогда запрещали «обнаженку», Георгий Михайлович лично договаривался с натурщицами и натурщиками, и мы писали за закрытыми дверями мастерской. Не подумайте ничего плохого — они позировали в нижнем белье. Скидывались на бутылку вина — одну половину натурщику разрешали выпить до, а вторую — после, поэтому и высиживали до конца. А один все с бидончиком приходил — на заработанные натурой деньги покупал сыну молоко.
После училища преподавал в школе черчение и рисование. Собирался поступать в Репинку (Санкт-Петербургская академия художеств имени Ильи Репина), но старший брат, отслужив во Владивостоке, там в Дальневосточную академию искусств поступил. Ну и я туда махнул. Ректором у нас был представитель ленинградской школы профессор Вениамин Гончаренко, который в свое время учился у Бориса Иогансона. Вместе с тем коснулась нас и московская школа, но гораздо свободнее была школа дальневосточная.
Композиции научить в принципе сложно, ее нужно прочувствовать и понять, и не каждому это дано. Так в жизни и случается, что троечники становятся великими. Как я учился? На четверки. Называли меня «точный глаз», и да, рисунком я владел мастерски, а это база изобразительного искусства. Я с Семеном согласен: мастера своего дела можно вырастить, но талант — несколько другая категория, без него художник не состоится. Иногда понимал, что до некоторых своих работ, которые уже начал, еще не дозрел. Возвращался к ним, когда внутренняя работа завершалась. Человеку необходимо преображаться, обновляться, расти.
От чего зависит талант? От жизненного кредо. От красоты. От величия природы. Я сейчас не об аласном патриотизме говорю. Прихожу к убеждению, что во всей вселенной нет мира красивее и совершеннее, чем наша планета. Поэтому конъюнктура прошла мимо меня. Я всегда писал для себя. Для души. Писал тех, кого люблю и уважаю, и никак иначе. Вот почему у западного современного искусства сегодня идет такой спад? Потому что нет в них чувств. Любви нет, понимаете? Во все времена деньги были не главным мерилом в искусстве. А уж тем более, когда проводят конкурсы, платят деньги и получают такое убожество, что мы наблюдаем в республике, должно быть совсем обидно. Хоть раз задайтесь вопросом: это что такое слепили-то? Не можете ответить, обратитесь к профессионалам — они вам ответят. Все ведь на самом деле проще, чем кажется, и особо-то не затруднит никого, а результат будет только положительным, на что мы искренне надеемся.
Галина САФРОНОВА, искусствовед:
— «Четвертое измерение» — а обычно в скульптуре три измерения — говорит о совершенно ином мышлении, ином взгляде на вещи, и это всегда удивляло, привлекало и покоряло. Это настоящий, истинный талант. Романтический пейзаж Вячеслава обращен, на мой взгляд, к Средневековью. К примеру, «Ленские щеки» я воспринимаю как замок над могучей рекой. «Мебиус» Семена — это просто шедевр! В нашем искусстве мало таких работ, которые оставляли бы такой мощный энергетический дух.
Выставка работает в Комдрагмете (Кирова, 12, 2 этаж, выставочные залы НХМ) до 12 июля.
Яна НИКУЛИНА
Фото автора