Похождения сына боярского Ивана Жеглова

Иван Жеглов жил изначально в Великом Новгороде и был приказным человеком митрополита Новгородского Никона. Жеглов чаще всего упоминается в связи с так называемым «хлебным бунтом» в Новгороде Великом, произошедшим в 1650 году.

ХЛЕБНЫЙ БУНТ

Поводом для начала Новгородского восстания стал рост цен на хлеб из-за осуществлявшихся в то время крупных закупок зерна для исполнения правительством обязательства поставить Швеции зерно в счет компенсации за перебежчиков с прибалтийских территорий, уступленных шведам по Столбовскому миру 1617 года, после окончания Смутного времени. Взволнованные новостями о выступлениях псковичей против вывоза хлеба в Швецию, великоновгородцы тоже стали возмущаться, когда в феврале-марте 1650 года царские бирючи (т. е. глашатаи) стали объявлять на площадях и торгах указ о том, чтобы народ не скупал хлеб для своих нужд в больших количествах, т. к. его не хватало из-за плохого урожая.

Пошла молва, что царь ничегошеньки о том указе и не знает, а «всем управляют бояре, отпускают за море казну и хлеб в ущерб русской землице». Тем временем через город проезжал датский посланник Э. Краббе, которого толпа приняла за шведского торгового агента, скупавшего в Новгородчине хлеб. Народ навалился и изувечил подданного датского короля, после чего бросился громить дворы зажиточных горожан в поисках хлеба. Митрополит Никон и окольничий Федор Хилков, воевода новгородский, пытались было усмирить толпу, но у них для этого было слишком мало сил — кроме ремесленников и городской бедноты в бунте участвовала и часть стрельцов.

16 марта мятежники ворвались во двор к митрополиту и освободили двух узников — И. Жеглова и И. Молодожника. В тот час же мятежники выбрали свое правительство: кроме посадских Жеглова, Молодожника, Е. Лисицы и Н. Оловяничника, туда еще вошли стрелецкий пятидесятник Щербаков и подьячий Гаврилов. Бунт возглавил сам Жеглов. Он сразу же потребовал у бунтовщиков принять «приговор» (присягу верности) с крестоцелованием. Был составлен заговорщицкий указ о том, чтобы «всем стать заодно, если государь пошлет на них рать и велит казнить смертью», а также решил денежную казну и хлеб не пропускать за границу к шведам. Служилые люди в городе волей или неволей должны были приложиться к этому приговору. Никон пытался смирить бунтовщиков духовным оружием, т. е. провел поименное церковное проклятие. Однако Никон делал это неумело и, напротив, озлобил простой люд — ну как же, ведь проклятие, анафема, остракизм много значили в то время. Толпа била митрополита смертным боем — он едва выжил.

Уже на следующий день в городе по существу установилось двоевластие. Земская изба на Торговой стороне и Приказная изба в детинце. Восставшие служивые и «молодшие» люди решили было устранить это неустойчивое равновесие и двинулись на Софийскую сторону, чтобы расправиться с дворянами и детьми боярскими, но у моста через Волхов их встретили стрельцы и «середние» люди и уговорили вернуться: «Надобно ту беду утушить, которую завели, а не вновь воровство заводить». Тогда восставшие направили к царю ходоков, которые поведали, что Э. Краббе сам виноват. Он, мол, первым напал на них. Челобитчики просили государя, чтобы он не велел отпускать за рубеж казну и хлеб, так как в Новгороде ходят упорные слухи, что будто шведы, получив царскую казну, пойдут войной на Великий Новгород и Псков.

Царь отправил в Новгород воеводу И. Н. Хованского, которому пришлось около двух месяцев уговаривать восставших покориться государю. В конце апреля 1650-го он хитростью ввел войско в город и первым делом приказал отрубить голову посадскому человеку Т. Волку, первым напавшему на датского посланника, а затем заключил под стражу 218 бунтарей, в том числе и Ивана Жеглова. Из Москвы пришел приказ казнить всех зачинщиков мятежа, но затем этот приговор был отменен, так как боялись нового народного возмущения. Тем более предстояло усмирить Псков, который продолжал бунтовать. Жеглов, Молодожник, Гаврилов и Лисица были биты кнутом и батогами, а затем их сослали в отдалённые места. Кроме них, ещё 162 виновных были биты кнутом и отданы на поруки.

«ОЧКОВ ДЕ КУПИТЬ НЕ У КОГО…»

Мятежников отправили в теплые края — Астрахань да Терек. Только вот атамана бунтовщиков Ивана Жеглова в 1655-м сослали вместе с семьей (жена, сын и дочь) в Якутск. Здесь он стал сыном боярским, отметился злоупотреблениями в уезде.

Материалы сыскных дел дают некоторую информацию о нем. Вот, например:

«В прошлом во 170-м (т. е. 1662) году июля в 22 день в Якуцком остроге в съезжей избе стольнику и воиводе Ивану Федоровичю Большему Голенищеву-Кутузову извещал словесно Якутцково острогу соборной церкви Живоначальные Троицы поп Спиридон Васильев на сына своего духовного на Ивана Жеглова. В ызвете своем сказал, на Чечюйском де волоку стал ему, Ивану он, Спиридон, говорить: “что ты, Иван, государевых людей разгониваешь, ведь тебя послал стольник и воевода Иван Федорович Большой Голенищев-Кутузов на рсмотрение и на расправу, а не на обиды и не на всякие изгони”; и он де, Иван, ему, Спиридону, стал говорить: “что де ты Иваном дорожишь, не Иван де меня послал, послал де меня великий государь, не токмо де Иван воивода в Якуцком, ино де и на Москве бояр неково почесть, все де красики”; и я (поп) де ему, Ивану, почал говорить: “что де ты такие воровские и непристойные слова говоришь царского величества про бояр”; и он де, Иван, иво, Спиридона, за те слова хотел бить палками и он де Спиридон от него отошел прочь».

То, что Жеглов называл бояр красиками, подтвердили сын боярский Павел Шульгин и казак Алешка Шаврин. По итогам Жеглова взяли «за пристава» в Якутске. В общем, слово «красик» было непристойным. В другом случае Жеглов неправильно написал в памяти (документ-инструкция) государево имя. А оправдывался Жеглов так: «И он, Иван, про ту свою руку в допросе своем сказал, что де та память — ево, Иванова рука, а что де в той памяти написано не по достоинству великого государя именованье, и в том де он, Иван, перед великим государем виноват и в том де ево великого государя воля, потому что де ту память писал он, Иван, без очков, а в те поры подьячего не было да очков де купить не у ково, место сельское, а торговых людей нет, а он де, Иван, без очков писать не довидит». За царское имя Жеглова не наказали, но за кражу казны, хлеба, корчемство был бит кнутами на козле. Потом посадили в тюрьму. Но вскоре «отдали за пристава» (домашний арест). Но он нарушил режим, ходил со двора и вступил в перестрелку со служилыми. И еще раз был бит кнутом и лишен фузеи (мушкета). А в конце концов считается, что был Жеглов казнен — якобы его сожгли в Якутске за поклонение Диаволу. Факт сей малоизвестный. И потому довольно туманный, известный из не самых достоверных источников.

В Национальном архиве РС(Я) о подобной казни нет в документах сведений. Вероятно, тот же самый сын боярский Иван Жеглов упоминается в документах 1665–1668 годов в качестве приказчика в зимовьях на Индигирке — стало быть, продолжил службу? Опять же всезнающие наши местные специалисты по истории Якутии XVII века хотя и не упомнят самого Ивана Жеглова, но уверенно говорят, что в наших краях неизвестно о казни государственных преступников путем сожжения на костре. Чай не Европа у нас.

С. ВАСИЛЬЕВ

Рис. Пантелеймон Попов. Якутск в XVII веке. Крепость Головина