Стареть? Да ну нафиг!

В самом начале славного месяца июня на широких полях музыкального андерграунда Якутска случилось событие — вышел новый альбом группы «Нейтральный автопилот», пожалуй, самой плодовитой якутской рок-группы из развеселых девяностых годов. Причем «За закрытыми дверцами», так называется альбом, стал уже третьим «автопилотовским» релизом за чуть более чем год. И это после 20 лет беспросветной тишины.

Первое слово, которое пришло мне на ум, чтобы охарактеризовать услышанные альбомы «А теперь...» и «За закрытыми дверцами», было «бронебойно»... Как будто всех этих двадцати с лишним лет и не было в помине. Мрачный саунд с текстами-размышлениями в обоих альбомах (один помрачнее, а другой похулиганистее, если кратко) чередуется с юношеским и довольно грубым максимализмом, сдобренным быстрыми гитарными рифами. То кажется, что автор — это отчаянно рефлексирующий грустный философ, то пацан с переизбытком нахальства и злобы, добравшийся до музыкальных инструментов. В этих двух релизах довольно много сразу запоминающихся мотивов, буквально приедающихся. Многие строчки из текстов обоих альбомов, особенно от «грустного философа», с легкостью могут разлететься на цитаты, например, вот такие: «И, конечно, не будем умирать, потому что нельзя», «страну не купить, не продать», «а когда не молчали, было нечто», « больше не надо ни жалеть, ни прощать», «рано вставали, поздно любили», «выпускали собак в темноту обещаний», «в небо заперты двери, в землю открыты пути», «заливали солнце водкой, будто горе, навсегда», «прятал то, что нельзя потерять», «всегда лучше там, где тебя больше нет» и так далее. Сибирский панк в лучшем его виде, накрытый всеобъемлющей тенью одного из его главных героев. Егора Летова, конечно. К слову сказать, альбом «Белые камни», который стал первым релизом за почти 20 лет, показался немного лиричным и, может быть, несколько переаранжированным. Но, во всяком случае, факт в том, что все три новые работы отличаются друг от друга. И это замечательно.

Стоит отметить еще вот что. Возвращение «Автопилота» — это уже второе пришествие из девяностых, после того как несколько лет тому назад вновь собралась группа «Норма Джин». Нынешний реюньон обещает быть плодотворным. (Впрочем, он уже таков. Три альбома сразу). В общем, договорились с Виком о встрече-интервью. Также был приглашен еще один активнейший участник «Автопилота» Дяхан (Виктор Дьяконов). Стоит добавить, что Вика в миру зовут Вячеслав Бурдаков и он известный в Якутске диджей радио, а Дяхан — это Виктор Дьяконов, один из ведущих археологов республики.

 — Итак, Вик. Сколько молчал «Нейтральный автопилот»?

— Все мы давно не писали песни. По-моему, с тех самых печальных времен. В 99-м году был последний альбом. Еще потом, правда, пару раз собирались на какие-то мероприятия. Но вот последний раз это был концерт памяти Егора Летова.

— Это тоже давно. Летов умер в феврале 2008 года. Так и что же? Почти 25 лет прошло с 1999 года.

— Потом музыки не хотелось совсем. Ничего не хотелось, и ничего не писалось. Помимо музыки я еще и много стихов писал. Так вот и это всё ушло. Жизнь закружилась, завертелась. Да и я как-то плохо себя вести начал.

— В каком смысле плохо?

— Почти спился, можно сказать.

— Вот новость. Мне казалось, что ты один из немногих из той тусовки, кто почти не злоупотреблял. Всё только творчество.

— В общем, пил. И почти каждый день. И, видимо, из-за всего этого произошла страшная история, случился коллапс моего организма, который всего этого не выдержал. Курения, алкоголя. И у меня случилось расслоение аорты. Причем грудной. Всё это было еще на фоне двусторонней пневмонии.

— Да, как в песне: «Алкоголизм — не шутка, Не плачь, мишутка».

— Да, и этот алкоголизм, конечно, очень плохо. У меня в семье это наследственное. Все ушли от алкоголя. Все. Мать, отец, сестра, брат. И рано ушли. Я уже всех их пережил. Старший брат повесился, у матери инсульт случился, а отец выпил, будучи закодированным, и сердце не выдержало.

 — То есть ушел ты от сочинительства в «разгуляй душа по венам».

— Да, ничего не хотелось. Хотя работал я с музыкой на радио, и музыки хватало выше крыши.

— Значит, не было какого-то триггера, который тебя замкнул, что ты перестал писать.

— Нет, это как-то постепенно произошло. Хотя в первое время и гитара даже была. Но она просто стояла в кладовке. Иногда брал ее на дачу к друзьям или на гулянках расчехлял.

— Да... а потом случилось страшное. Уже, правда, через много лет после зачехления гитары.

— Да. Но если бы этого не случилось, я, наверно, спился бы. Но вот случилась вторая жизнь. Если почитать мою выписку, как это всё было... Эта операция. Страшное дело. Мое тело охладили, чуть ли не заморозили. Длилась операция несколько часов. Вытащили эту мою грудную аорту, вставили протез на всю грудь — от сердца до сонной артерии. И врачи сказали: будешь себя плохо вести — долго не проживешь.

— Судьба дает тебе еще один шанс. И, скорее всего, последний.

— В тот год я погуглил, почитал об этом. И на тот момент я был трехсотым, кому на всей планете сделали подобную операцию. Вообще, при таком заболевании невыживаемость близка к 100%. Почему я дожил до операции, не знаю. Обычно расслоение аорты — это мгновенная смерть. (Приходит Дяхан. Вик говорит ему, что рассказывает сейчас о болезни и операции. И продолжает с анатомическими деталями о подробностях операции. Я их оставлю за скобками. Дяхан взял в руки укулеле.)

— А сейчас-то ты живой?

— (Смеются оба). Надеюсь. Первый год очень тяжело было. А еще обратный перелет был. Тоже говорили, что могу не пережить. Но я какой-то вредный оказался. Перенес.

— Значит, для чего-то это было нужно.

Дяхан: — Его жена Катя говорит: «Спасать надо».

В.: — Да, она меня спасла. Но, когда она пришла ко мне после операции, я ей сказал, зачем всё это и надо было меня бросить. Да, а так тогда многие здорово помогли.

— Сколько заняла реабилитация?

В.: — На протяжении года в ЯФАНовской больнице дважды лежал. Вообще, почти постоянно было плохое самочувствие, страхи, что происходит что-то не так. Много анализов. Много лекарств. И еще пожизненно «колеса» нужно пить. И дали третью группы инвалидности, тоже пожизненно. Сначала была вторая, но потом в комиссии решили, что присвоят третью. Хотя мне сейчас непросто делать то, что я делал раньше. Еще от гормональных таблеток разросся вширь, хотя никогда не был «большим». Но жена мне сказала, подытожив: « Жив, и слава богу!».

Д.: — А потом сразу три альбома напилил. (Он все продолжает бренчать на укулеле).

В.: — Да, Витя купил себе акустику, и дело пошло к музыке. Я тогда, помню, ее пощупал и сказал, что тоже хочу инструмент. Это было два года назад. Ты же, Витя, тоже не играл.

Д.: — Нет.

В.: — А я свою акустику к тому моменту давно уже подарил.

Д.: — Вот и пошло-то у нас всё после этой твоей истории.

— Всё. Давай заканчиваем больничку. А то это на какое-то ток-шоу уже смахивает...

В.: — Еще один позитивный момент напоследок. Бросил курить из-за этой истории. И не хочется.

— ...Переходим к постоперационному творчеству. К реанимации.

В.: — Так вот и поперло. Появились у нас с Витей гитары. И я снова начал сочинять. Тексты, музыку. Стал всё это записывать. Сначала просто под гитару записал. Это альбом «Белые камни». Тогда я был на связи с Мишкой Светлолобовым (музыкант, раньше жил в Якутске). Искал того, кто мог бы сыграть на бас-гитаре. Акустику и электронные барабаны записал сам. В общем, я его попросил наложить бас-гитару и отправил ему запись. И вот прошло две недели, а он перезаписал всё с ноля и оставил только мой голос. И альбом в таком виде появился весной прошлого года.

— Сразу в тренд попал ковидный. Один музыкант на одном краю земли, второй — на другом.

В.: — Потом после этого альбома я стал изучать программы по звукозаписи. Работа на радио в этом помогала. Да еще, кстати, Миша Светлолобов мне гитару подарил, на которой и записан был «Белые камни». Потом я купил процессор. И со всем этим арсеналом сделал альбом «А теперь...». В записи мне еще помогли Крюгер (музыкант, раньше жил в Якутске) и Петя Попов (музыкант, группа «Норма Джин»).

— Альбомы сильно отличаются друг от друга.

В.: — Мне многие говорили, что после стольких лет НАП записал какую-то попсовую херню. Имея в виду «Белые камни». Поэтому этот второй диск и назван «А теперь...» Имеется в виду, что звук там больше похож на привычный «автопилотовский» и точно не попсовый. Хотя «Белые камни», считаю, отлично сделан, классные аранжировки, тексты хорошие. Ну и не попсово это. Красивая музыка просто, но не панковская. Вот «А теперь...» — это как раз панковский альбом. Он таким цельным кирпичом вышел. И в каждой из песен мои переживания. Всё, что было за все эти годы. Вот Серега Донской (музыкант, гитарист, преподаватель, участник множества проектов) мне тоже сказал, что как будто все песни про нас, про наше поколение.

— Почти в каждой песне есть строчки, которые легко могут разлететься на цитаты. Много очень запоминающихся мест. Да и как-то сразу заходит «А теперь…».

В.: — Да, это моя биография и тех, кто рос рядом. Интересный факт. Я вот делал определенные ставки на какие-то песни. Но потом другой человек слушает и говорит, что ему понравились совершенно другие песни, которые мне казались проходными.

— Ну а чтобы не успеть остыть, ты еще и третий диск оформил. Буквально неделю назад.

В.: — Да, захотелось еще более бесшабашного. И он получился такой хулиганский. Серьезные песни там тоже есть. Но много там и мата. Хотелось так.

— Удивительно, конечно. Когда я этот самый последний альбом слушал, то, понимая, что автору уже под пятьдесят лет, не мог избавиться от ощущения, что в некоторых песнях играет пацан — двадцати с небольшим. Таким образом, за менее чем два года — три альбома.

Д.: — Да, накипело за долгий период. А еще помню, когда мы работали юнкорами в газете «Юность Севера», то Вик мог по заказу классные стихи сочинять. По каким-нибудь там поводам. К празднику Первомая, например. Причем, несмотря на то, что стихи заказные, они очень хорошо получались.

— Но всё это чувствуется и теперь. Там потрясающие слова есть в этих альбомах. Лично мне больше «А теперь...» нравится.

В.: — Есть еще один альбом, который у меня готов. Я хотел, чтобы его Мишка аранжировал. Но говорит, что это уже потом. И вот эти песни так и лежат. Сейчас идея такая — записать их уже нашей бандой. Чтобы каждый привнес что-то свое в музыку. Так, как мы делали раньше в девяностых. Над звуком подумать.

— Да, у вас действительно тогда было такое творческое объединение. Многих притягивало да на ноги музыкальные ставило.

Д.: — Да, мы говорили: один металл — это хорошо. Но сплав лучше. И все у нас писали в коллективе. Каждый придумывал.

— Что слушали все эти годы?

В.: — Я работаю на радио, поэтому, конечно, музыки было много. Но дома я слушал рок. А что? Сколько бы времени ни прошло, я фанат тех девяностых годов. Все мои любимые группы оттуда. «Гражданская оборона» приходит первой на ум. «Калинов мост» — одна из любимых моих групп. Слушаю «Алису», особенно первые альбомы. «Пикник» и «Наутилус» — тоже старые записи. Даже «Агата Кристи» — хоть и говорят «попса», но первые альбомы были шикарные. Еще «Аукцыон», «Звуки Му». На всем этом я рос. (Дяхан, видимо, согласен с названными группами).

— А из западного?

В.: — Doors (почти в унисон произносят), Cure. Естественно, прошли через Nirvana. Мне очень нравился коллектив Suicidal tendencies. Такой тяжелый коллектив. Немного слушал Sex Pistols. Ну и у нас все-таки разница значительная между британским и сибирским панком. Мы с тобой, Витя, об этом много говорили. У сибирских нужно слушать тексты. У того же Летова. И все отпочковавшиеся от Летова группы, как, например, «Черный Лукич», тоже слушал. Или «Красные звезды». Но они, кажется, из Белоруссии.

— В «А теперь...» как раз сильно присутствует Летов, как мне кажется. И я даже не сравниваю, не говорю о влиянии. Это скорее так — Летов, к сожалению, ушел, но есть «А теперь…», и в нем можно услышать то, чего не хватает с уходом Егора Летова.

В.: — Мне тоже кажется, что есть. И размер строф, и сочетание несочетаемых слов. У Летова есть такие определенные особенности. А вообще, в Омске были ребята еще и до Летова, которые пели нечто подобное.

— Такая волна появилась.

В.: — Да. И в Свердловске, например, тоже была волна. Как-то сразу много групп родилось. А если продолжить о Летове, то вот последние альбомы «Гражданской обороны» мне не зашли. Как-то там лирично все и грузно. Есть еще в них вещи, которые напоминали старое, но он сильно изменился.

— На мой взгляд, его талант раскрылся по-новому. А в музыкальном отношении диски тем более очень сильные.

В.: — Я не хотел сказать, что это плохо. Там это пошло по-другому. Летов стал более философским и серьезным.

— Работы глубокие. И раньше всё по-другому было. По разному, я бы сказал. Где-то панка больше, где-то психоделии или гаражного рока. А с философией глубокой он почти никогда не расставался.

Д.: — Когда «Егор и оп...» появились, уже тогда начало у него всё меняться. Звук другой.

 В.: — Недавно смотрел интервью Exploited. Им был задан вопрос, кого они панками считают. А смотрели они при этом на ютубе записи каких-то российских групп, которые обычно ассоциируют как раз с панком. Так вот, многие из них были названы попсой и говном. Многие панки сейчас какие-то прилизанные. Я не говорю, что панки должны жрать грязь и дерьмо, как делали раньше мы. Но сейчас, конечно, много... «недопанков».

— Ну это просто берут саунд похожий и начинают деньги зарабатывать.

В.: — Есть группа «Король и шут». Тоже никогда не понимал этой музыки, и у меня ее никогда не было. Не спорю, что Горшок — тоже, наверное, глыба. Но мне такие тексты не нравятся, и музыка тоже. Или вот группа «Наив» тоже считается таким панком. Но в нашем сибирском понимании это никакой не панк. И это слушать не буду.

— По поводу актуальности лирики в новых альбомах. Там сразу три песни подряд как будто на военную тему. «Вернись домой», «Задрожали зрачки до приказа».

В.: — Что касается последней, то она была написана в девяностые. Я ее случайно нашел и вот записал на альбоме. Но хочу сказать, никакой связи с СВО ни в одной песне нет. Когда пою «Бой» или «Война», это такая аллегория. Мы всегда находимся в конфронтации, будь то с собой или с врагами. Слово «война» придает более эмоциональное содержание. И вообще, мы далеки от политики. Если меня спросят, какое у меня мнение по поводу СВО, я скажу, что не знаю, почему это началось. И если это кто-то делает, значит, это кому-то надо. Не знаю, что сказать. У меня своего мнения по этому поводу нет. Но, с другой стороны, когда тебя не касается, то мнения своего нет. А со стороны кажется, зачем все это надо. Но не нам решать.

— Еще по песням. На «А теперь...» есть песня «Мы горим» авторства Макса Ласкова. Почему ее включил?

В.: — Макса всегда уважал и любил как исполнителя, как гитариста. И очень переживал, когда его не стало. Прошло уже столько лет, и все те записи, что у нас есть, я, конечно, слушал. И вот внезапно нашел запись Макса, которую раньше не слышал. И думаю, что ее мало кто слышал из знакомых с творчеством Макса. И вот для того, чтобы и эти люди услышали что-то новое от Макса, я и записал эту его песню.

Д.: — А где же ты ее нашел?

В.: — Случайно нашел во «ВКонтакте». У одного товарища, которого, кстати, тоже уже нет в живых. И еще я считаю, что Макс — это тоже часть меня. Он наш человек. И он из «Нейтрального автопилота». И неважно, сколько ты участвовал в записях. Если ты пришел и сыграл с «НАПом» и это есть на записи, значит, ты наш. Как Витя говорит, «НАП» — это наша большая семья. И за всеми, кто играл с нами, я слежу, кто что делает дальше. И очень рад продолжить или вспомнить то, что было. Поэтому я эту песню и решил записать. Она мне запала, и я хотел, чтобы ее услышали и другие.

— Да и Макса уже 22 года как нет.

В.: — Да, это моя дань памяти ему. Он был очень талантливый.

— Есть у «НАПа» образца 90-х песня «Дегенерация». А в припеве пелось: «Идет дегенерация». И как с тех пор с этой самой дегенерацией обстоят дела? Ее темп ускорился?

Д.: — Сейчас все как-то печальнее стало.

В.: — Интереса у молодежи меньше стало. Каждый может у себя дома записаться. Это в плане творчества. Когда человеку плохо, он рожает.

Д.: — У нас таких возможностей не было. Что-то там купить, записать. Хотя материала было много и мы все-таки записывали.

В.: — Как в нулевые годы всё стало доступно, нам как-то это неинтересно стало. А если вернуться к вопросу, то я бы так сказал: если человеку дать хлеба, то он сам зрелища сделает. Но сейчас есть и хлеб, и зрелища, и поэтому люди меньше выдумывать стали. За них всё это делает интернет и телефоны.

— Будет фестиваль «Холбон». Там участвует много групп, большинство молодых.

Д.: — Надо бы послушать. Но почти ничего не знаю.

В.: — Однодневных много. Собрались, сыграли, и вот уже и нет группы. Послушал на днях якутскую группу «Автогол». Но вот уже год как информации о ней нет. А песни классные. Куда они делись?

— Насчет ближайшего будущего. Вы концерт собираетесь отыграть, вообще выступать?

Д.: — Нам надо его приурочить к 30-летию первого концерта. А он был 1 августа 1993 года. То есть нам за это время нужно подготовить программу. Несколько песен уже отрепетировали. Пока мы вчетвером: Славка, я и Серега (Донской), а моя дочь на барабанах. В общем, нормально пока. Может, еще кого-то привлечем. Скоро доделаю репбазу на даче, и можно будет там играть.

 — То есть процесс пошел и не обещает останавливаться?

Д.: — Да. Мы какие-то старые песни аранжировали по-новому. Вспомнили, и просто в кайф. И вот вместе уже решаем, что из старого играть.

— Может, выпустить диск «ЗЕ БЕСТ».

В.: — Да, мы обсуждали и это. Выпустить лучшие песни и параллельно новый альбом.

Д.: — Нас с Серегой из старого материала больше привлекают песни из «Акустической свободы». Они более мелодичные. Разложить их по-новому и перезаписать. И это более серьезная музыка.

В.: — Такой свердловско-омский рок.

Д.: — И будет две нормальные концертные программы. Электрическая и акустическая. Поехали на дачу на квартирник или на фестиваль в «Холбон».

— Новые альбомы выложены в интернете официально?

В.: — Да, они есть на всех основных площадках. Вплоть до «Амазона». Покупай и слушай. Правда, отчислений из-за этой ситуации нет. У меня авторские права, подписан договор и так далее. (Вик включает на телефоне Дяхана одну из последний вещей, а у себя на телефоне — приложение «Шазам». И, действительно, приложение находит «НАП» и песню определяет. Прогресс до чего дошел...)

— Ничего себе. Какая история. Не прошло и тридцати лет. И так вот вам уже под пятьдесят. Двадцать лет прошло с тех пор, как не играли. Что ощущаете сейчас, когда снова играете?

В.: — Мне больше хочется не известности, а оставить память. Что был такой человек, была такая музыка. Сейчас времени больше стало для творчества. Я давно не обращал на себя внимания. И, когда начал обращать, то понял, что у меня что-то собралось, что, когда я был подростком, то, что делал, было не просто так, а, оказывается, всё это во мне дальше продолжалось. Но никуда не выходило, а копилось. И тут вот пошло потоком. Стараюсь все это сразу же записать, запечатлеть. Заметил, что если сразу же не запишу, то через неделю-две песня мне перестает нравиться. А если сразу записываю, то обычно нравится.

— Не было ли сомнений в духе «а не поздно ли уже», «да и мы уже не в том возрасте». Не смешно это всё?

В.: — Мы же по большей части для себя это делаем.

Д.: — И раньше-то мы к популярности не стремились. Это было такое скорее самовыражение. Хотелось, и всё. А вот в данный момент мы как-то даже более осознанные стали. Мне, например, не хватает пообщаться со своими ровесниками и вспомнить, что было. А в том нашем старом творчестве вообще мощный потенциал. И оно как-то даже незаслуженно забыто и может зазвучать по-новому. Хочется, чтобы был такой клуб по интересам. Играть для души. Если новое, то записывать. И никакого диссонанса. Наоборот, куда там стареть? Да ну на фиг! Надо молодым быть. Мои, например, коллеги даже и не знают, что я музыкант какой-то. А играть хочется.

 В.: — У меня, кстати, тоже много друзей, которые никогда бы не подумали, что я играю в какой-то группе. Скоро узнают. И увидят. Будем ждать!

И. БАРКОВ.