Колымский узник Андрей Алдан-Семенов
Герой нашего сегодняшнего исторического экскурса — поэт, публицист, узник колымских лагерей, автор более 50 книг о Севере Андрей Алдан-Семенов — был человеком сложной судьбы, личностью интересной, но весьма неоднозначной. Евгений Евтушенко назвал его незаслуженно забытым талантливым поэтом.
Андрей Игнатьевич, безусловно, был талантлив. Много ездил по стране, был свидетелем исторических событий, писал стихи, повести, очерки, собирал фольклор, встречался с интересными людьми, часто печатался в газетах и журналах. Дружил с известными писателями и поэтами, был участником I Всесоюзного съезда писателей СССР, а членский билет ему вручил сам Максим Горький. Однако коллеги по цеху так и не смогли простить Андрею Игнатьевичу то, что в сталинских застенках он сломался и дал показания против своих коллег по перу — Ольги Берггольц, Николая Заболоцкого, Бориса Пастернака и многих других.
На суде он полностью отказался от своих слов, но это уже не спасло. Семенову дали десять лет и отправили на Колыму, где он валил лес, добывал руду, работал на золотых приисках, оловянных рудниках, а затем трудился по вольному найму. Всего на Колыме литератор провел 20 лет, из них 17 — в Якутии. Лагерные впечатления легли в основу повести «Барельеф на скале», написанной в 1964 году. Об этой книге резко отозвался Александр Солженицын в своем «Архипелаге ГУЛАГ». Он считал «лагерное» творчество Алдан-Семёнова примером сервильной литературы, обличающей отдельные «перегибы сталинизма», но не желающей видеть в репрессиях фундаментальный инструмент советского строя. Того же мнения придерживались другие репрессированные литераторы.
Андрей Семенов родился 27 октября 1908 года в крестьянской семье в вятской деревне Шунгунур. Окончил два класса церковно-приходской школы, которая закрылась в разгар Гражданской войны. Мальчик прочитал немало книг благодаря местному священнику, отцу Андрею, преподававшему в школе Закон Божий. В 1918 году батюшка снял с себя сан священника... и записался добровольцем в Красную Армию. Уходя на фронт, он оставил Андрею большую коробку с книгами классиков русской и зарубежной литературы. В 1921 году, когда мальчику исполнилось 12 лет, умерли от голода родители. Так Андрей оказался на улице, голодал и бродяжничал. Во время одной из облав на беспризорников его поймали и доставили в изолятор, а затем он попал в детский дом, где воспитывался до 16 лет.
В 1926 году юноша устроился репортером в газету «Вятская правда». Работая журналистом, много ездил по стране. Писал о гробнице Хаджи Ахмета Ясави в Туркестане, трудовых подвигах омских рабочих, добыче угля в Караганде, строительстве Джезказгана и Турксиба, в Калуге делал интервью с ученым Константином Циолковским.
В 1931 году вышла его первая книга очерков «Белый остров». В это время Семенов написал «крамольное» стихотворение о Сталине «Как мамонты, вымрут», которое позже он часто читал на поэтических вечерах. Не находите много общего с Осипом Мандельштамом и его легендарными строчками «Мы живем, под собою не чуя страны»? В 1934 году Семенов работал в газете «Красная Татария», где познакомился с поэтом Мусой Джалилем и издал еще два своих сборника стихов. По приглашению газеты «Правда» принял участие в совещании молодых поэтов, посвященном творчеству народов СССР. Здесь он познакомился с Александром Твардовским, Михаилом Исаковским и другими известными поэтами. Его приняли в только что созданный Союз советских писателей. В 1935 году по поручению союза он организовал Кировское краевое отделение писателей и был назначен его председателем. В 1937 году увидел свет его фольклорный сборник, в который были включены песни, частушки, сказки, пословицы и поговорки. Именно здесь впервые автор подписывается псевдонимом Андрей Алдан.
Небольшой штрих к портрету. В 1934 году вышла повесть Ольги Берггольц «Журналисты», которая сразу подверглась критике сверху. Из газеты «Кировская правда» того периода: «22 мая состоялось собрание писателей и журналистов г. Кирова. Доклад о борьбе с троцкистскими и иными двурушниками в литературе сделал тов. Алдан, который рассказал собранию о двурушнических делах троцкистки-авербаховки Ольги Берггольц». В июне 1937 года в Кирове состоялась областная партконференция, на которой свирепствовал, разоблачая «врагов народа», первый секретарь обкома Столяр. В конце конференции его внезапно перевели в Свердловск, где арестовали. Потянулась цепочка арестов — второй секретарь вятского обкома Сурен Акопян, главред «Кировской правды» Яков Акмин...
Из воспоминаний Якова Акмина:
«Меня поставили в такое положение, что я должен был или клеветать, или умереть. Я предпочёл умереть. Вскрыл вены на шее. Но меня спасли. После выписки из больницы мне не давали спать практически весь март. Мою голову превратили в сплошную опухоль. После этого писал и подписывал всё, что требовали... Будто бы в августе 1936 года Алдан-Семенов сообщил мне, что им создана террористическая организация, в которую он завербовал Л. Дьяконова, И. Франчески и М. Решетникова. Перед ними поставлена задача: подготовить покушение на Ворошилова и Жданова...»
6 января 1938 года за Семеновым приехал черный «воронок» и увез его в НКВД. Сначала из предъявленного обвинения Андрей Игнатьевич признал только антисоветские анекдоты, но позже из него выбили другие показания.
Из воспоминаний поэта и писателя:
«Они били меня долго, сосредоточенно, перебрасывая друг другу, словно футбольный мяч. Очнулся я в карцере: в каменном этом мешке можно было только лежать и сидеть... Затем были допросы с пристрастием. Заставили стоять в кабинете следователя, раскинув руки, широко расставив ноги. Распухшие ноги ныли, руки сами сползали по стене к бедрам, голова склонялась на грудь...На 31-м часу перед глазами поплыли багровые пятна, из них возникали какие-то безобразные цветы, шевелились мерзкие хари. Я оторвался от стены и рухнул на пол. Очнулся от ледяного душа».
****
Мне хочется плакать. Ночное сиянье. И тени ночные, и сумрачный бред.
Как мамонты, вымрут в стране россияне И встанет над ними железный рассвет.
Железное небо и звёзды стальные, Такие, которые не отвинтишь.
Я вижу, как мечутся люди больные И глухо рыдают в железную тишь.
А диктатор в зелёном корсете Кремля
Поднимает глаза, опускает глаза. И рыдает, и стонет родная земля,
И грохочет на Западе снова гроза.
* * *
Сквозь частую сетку ночного дождя
Снова вижу я трубку тирана-вождя.
****
И каток репрессий покатился по литераторам... Михаил Решетников, Лев Лубнин, Леонид Дьяконов, Ольга Берггольц, Константин Алтайский (Королев), Петр Васильев, Николай Заболоцкий... Выжившие очевидцы событий вспоминали, что Алдан-Семенов убеждал остальных «сознаться», потому что после подписания признаний к нему стали относиться «хорошо», давали в камеру котлеты, масло, белый хлеб и какао... .
..Я вам расскажу обо всём. Я — враг Советской власти. Мною в августе 1936 года была создана террористическая организация (Решетников, Дьяконов, Лубнин). Были связи с Николаем Заболоцким, Ольгой Берггольц, Борисом Пастернаком. Занимался антисоветской деятельностью. Написал частушки о Сталине и лесозаготовках.
— Из протокола допроса Семёнова-Алдана 5 апреля 1938 года
«...Я сижу 14 месяцев. Выхода нет. Я знал, что круг замкнулся, что некуда жаловаться. Я оклеветал всех...».
Из протокола допроса на заседании трибунала Уральского военного округа Однако на суде Семенов сказал: «Мои заявления на предыдущем следствии... являются клеветническими. В течение двух недель мне говорили только: «Кайся, сволочь!», «Сознайся, сволочь!», «Голову повернём тебе задом наперёд! Мы добьёмся показаний кровью и расстрелом!». Поэт получил десять лет лагерей и в 1940 году был этапирован на Колыму.
Из воспоминаний писателя:
«День начинался в шесть часов утра ударом ломика о стальную рельсу. Под её гневный рёв мы вскакивали с голых нар, получали утреннюю пайку — триста грамм вязкого, как глина, хлеба, повар плескал в жестяную миску черпак жидкой перловой каши. Чай, похожий на болотную воду, был на третье блюдо... План стал нашим проклятием; мы трудились от зари до зари, без выходных, а кормили впроголодь ржавой затирухой. Постоянный голод поселился в желудке, думалось только о пище; свобода, политика, литература исчезли из ума. Исхудалые, оборванные, с бельём, истлевшим на теле, в резиновых калошах или веревочных чунях, тащились мы на рассвете в забои, поздно вечером возвращались в бараки. Нас заедали вши, но в баню водили редко».
В лагере был ранен охранником, четыре месяца провел в госпитале. Чуть не умер от голода. Валил лес, добывал золото, трудился на оловянных рудниках, работал землекопом, зимовал на Оймяконе, заготавливал морских звёзд для свиных ферм Колымснаба, был дорожным экспедитором.
В 1957 году литератора реабилитировали, и через год он переехал в Москву. Печататься Алдан-Семёнов начал в основном после реабилитации. На этом этапе издавались его стихи, поэмы. В 1964 году он опубликовал повесть «Барельеф на скале». Она о колымском лагере, в котором писатель отбывал наказание. Повесть стала первым в СССР произведением о сталинских лагерях и была переведена на 47 языков мира. Напечатали ее с трудом. Чтобы пройти цензуру, писателю пришлось выбрасывать целые куски текста, переписывать и сглаживать острые моменты. Несмотря на тяжелые испытания, Андрей Алдан полюбил Север. В своих сборниках «Северная поэма», «Северная сказка», «Метель и солнце», «Бессонница странствий» он воспел красоту колымской природы. В романе «На краю океана» сюжетом стали перипетии гражданской войны на Дальнем Востоке. Наряду с вымышленными персонажами героем романа был красный командир Нестор Каландаришвили. Годы, проведённые в сталинских лагерях, и дали писателю повод взяться за биографические повести об этих мужественных людях. Прежде чем написать об исследователе Иване Черском, он зимовал в Верхнеколымске и повторил его 2000-километровый переход.
Писатель скончался в Москве 8 декабря 1985 года. Похоронен на Кунцевском кладбище.
Подготовила Татьяна КРОТОВА
В статье использованы материалы Е. Пятунина, В. Шеина, М. Бояровой, воспоминания А. Алдан-Семенова.
Фото на главной странице: tass.ru