Звезда по имени Солнце
Несколько лет назад ученый космофизик Валерий Козлов в канун Нового, и, как оказалось, пандемийного, года сообщил, что на Солнце происходят какие-то интересные явления, ну это если по-простому. Потом случилось то, что случилось. А он, как оказалось, писал по поводу мутаций, которые может вызвать низкий солнечный цикл еще задолго до этого. Такой был его прогноз.
Сейчас на нашей звезде по имени Солнце, да и в космосе в целом, тоже что-то происходит. Да и всегда там происходит что-то неведомое обычному человеку. Например, Валерий Игнатьевич говорит о негативном влиянии галактического радиационного фона на человека. Не многие наверно о таком слышали. Или же подсказывает, что грядущей ночью с большой долей вероятности в Якутске будет полярное сияние. Так и происходит.
Академик Крымский назвал его «знахарем» от науки, который может использовать такие методы, которые не всегда можно назвать строго научными. Знаю, что он любит джаз. А вот как раз в джазе некоторые академические законы музыки преломляются, и начинается импровизация. Импровизация от академической физики. Главный научный сотрудник лаборатории теории космической плазмы, д.ф.н. Валерий КОЗЛОВ рассказывает о солнечных циклах, галактической радиации, полярном сиянии и о том, как интуиция может помочь в науке.
ЧТО СЕЙЧАС ПРОИСХОДИТ НА СОЛНЦЕ?
В физике есть термин «кот Шредингера», имеющий отношение к двойственности мира. Либо кот жив в закрытой коробке, или он там уже мертв. Это такая расхожая метафора. Похожая ситуация и с солнечным циклом. Одни авторы утверждают, что цикл уже «мертв», то есть максимум уже пройден, другие — что он только начался. Истина, как всегда, где-то посередине. Но не менее интересно в этой ситуации то, как все это влияет на жизнедеятельность человека. Да, это уже прикладной аспект теории. Атмосфера Земли и магнитное поле защищают нас от радиации, потому мы и выживаем. Это своего рода как бы экран от опасного радиационного воздействия.
— Я вспоминаю нашу встречу в канун Нового 2020 года, когда вы сказали, что на Солнце происходит что-то интересное и что в окружающем нас мире возможны значимые изменения. Как это было понимать?
— Тогда ситуация была противоположной сегодняшней. Сегодня большинство научной общественности решает проблему (удачного или не очень) отнесения нового 25 цикла к одной из волн «эпохи низких циклов». В те уже прошедшие времена, в конце первой декады двухтысячных годов (2009–2010 гг.) подавляющее число «солнечников» бурно обсуждало предстоящий и ожидаемый ими солнечный максимум № 24 со всеми очевидными последствиями. С другой стороны, по нашим данным, с применением новых методов анализа был получен противоположный вывод: ожидался, как минимум, сбой 11-летней цикличности с «затянувшейся длительностью» 23 цикла и с «заниженной» (вопреки ожиданиям большинства) амплитудой ожидаемого 24 цикла. Поскольку цикл был, по моим убеждениям, минимальный, то это может быть весьма опасно. Почему? Потому что максимальный цикл выметает весь «радиационный фон», образно говоря. Речь идет о низкоэнергетическом радиационном фоне, который чреват воздействием на человека. Это если цикл минимальный вопреки прогнозам. А минимум солнечной активности — значит и максимум радиации галактического фона. Именно солнечное магнитное поле активных областей прикрывает нас от внешней космической радиации. И наоборот: если солнечный цикл слабеет, то галактический радиационный фон начинает доминировать и организм оказывается в условиях повышенных уровней радиации, отсюда и мутации. В данном случае источник мутаций — повышенный галактический радиационный фон. С активизацией Солнца магнитное поле — наш защитный экран — увеличивается и защищает нас от галактического радиационного фона. То есть Солнце и Галактика работают аналогично принципу «квантовой дополнительности»... «Инь — Ян». И что касается коронавируса, то он тогда и появился. Я так прямо об этом и написал в одной из популярных статей за 2009 г.
— Получается, что Солнце не только согревает нас, но еще и защищает от опасных мутаций. Какие источники галактической радиации?
— Все окружающее, видимый мир. Системы галактик. Это красиво смотреть вечером на берегу реки на звездное небо. Но все эти звезды и есть источники радиационного фона. А живем мы, да, благодаря Солнышку. И спасения от этого галактического фона нет — можно попасть на такие приличные взрывы сверхновых. Они являются сильными источниками радиационного фона, особенно заметными при пониженной солнечной активности.
— Да и предсказать такие события, наверное, невозможно.
— Есть законы эволюции системы звезд. Но все-таки наивно думать, что мы можем как-то защититься от этого галактического фона. И только Солнце может помочь, когда оно активно. Солнечную активность можно еще как-то предсказать. Можно найти и способы защиты от солнечной радиации. Но вот с галактической радиацией — большая проблема. И что там творится — один бог знает. В этом смысле чем интересен наш институт — это тем, что он занимается изучением всего этого радиационного фона. Это установка ШАЛ, благодаря которой можно проследить изменения галактического фона. Но все это непростая работа. Вот в том интервью с Крымским он упоминает о таких ситуациях, что это не просто случайность, хотя, на первый взгляд, выглядит как случайность. Ведь представить себе всю эту сферу, откуда лететь может все что угодно, но даже там наблюдаются такие отдельно выбранные места, которые, казалось бы, случайны. Но нет, они как-то сгруппированы. Вот почему это волновало Крымского. Поскольку указывало на то, что там существует какой-то источник.
— Да, там в прибор попали сразу две частицы.
— Такие вот пертурбации указывают нам на то, чтобы мы не особенно радовались, когда Солнце неактивно — как хорошо, что вспышек нет, и все спокойно. А тем временем тихой сапой галактический радиационный фон производит мутации. Такое коварство.
— То есть человечество ждут хорошие новости?
— Благо или не благо — это уже вопрос прикладной. Хотя возможно, что это самое главное с точки зрения изучения окружающей среды и существования в ней человека. Это с одной стороны благо, когда небольшое число вспышек на Солнце в минимальные периоды активности: никаких тебе магнитных бурь, живи и радуйся. Вроде бы. Но, повторюсь, в это же время галактический радиационный фон способствует мутации — дробит твои ДНК и РНК.
— Галактический радиационный фон не у всех на устах в отличие от солнечной активности и вспышек на Солнце, о чем знают многие даже далекие от физики граждане.
— Слава отцам-организаторам нашего Института космофизики, которые поставили задачу на изучение как самых низких энергий, так и самых высоких. А это произошло не сразу — не сразу смогли перехватывать все диапазоны. Но все это произошло на моих глазах. Это заслуга создателей установки ШАЛ.
— Такая установка была уникальной для всего СССР.
— Конечно. До Якутска такая была только в Институте ядерной физики при МГУ. Там все это начиналось. И ученые были крупные, замечательные, наши аксакалы Сергей Никольский, Георгий Христиансен, Сергей Вернов. И это был их порыв, их энтузиазм. Это было самое настоящее служение науке. Ну и у нас в Якутии у них были достойные последователи — Дмитрий Красильников, Юрий Шафер и Никодим Ефимов.
— Все-таки необычно, что именно в Якутии появилась такая установка, вдали от главных научных центров.
— Это делалось с далеким прицелом. Чтобы зафиксировать такие запредельные энергии, нужны были большие площади. Чтобы зарегистрировать всего хотя бы одну частицу. Счет шел на штуки. Как вот у упомянутого нами Крымского. И чем больше площадь, тем больше вероятность того, что такую самую высокоэнергетическую частицу удастся зарегистрировать. Что касается площади, то имеется в виду площадь поверхности детекторов. Прибор состоит из секций, каждая из которой напоминает четырехугольную пирамиду основанием вверх. И вот такие секции распределены на огромной территории. Ну вот в Москве такую площадь получить — целая проблема.
— Еще такой вопрос есть — о северном сиянии, хотя оно уже не северное и наблюдают его и в южных широтах. Полярное сияние, наверное, корректнее. Все удивляются. Можете об этом рассказать?
— Немного теории. Начинается все опять-таки на Солнце. Дальше идет межпланетная среда — фронт из смеси магнитного поля и плазмы. Сначала попадает в магнитосферу Земли. Например, возьмем магнит: у него полукольца слева и справа. И вот это плазменное образование попадает на магнитное поле и начинает его деформировать. Внутри там не только магнитные силовые линии, но еще и плазма и атмосфера. Она имеет промежуточные структуры, и уже около земли атмосфера начинает быстро нагреваться и в зависимости от температуры и состава воздуха меняется цвет полярных сияний.
— Почему оно стало перемещаться в другие широты?
— А это связано опять-таки со следами от солнечной активности. Только при максимумах или в фазе роста есть вероятность увидеть полярное сияние на низких широтах. Максимум пройдет, и будет затишье на несколько лет. Но может быть локальная активность на несколько дней, которая далее будет падать, и полярное сияние возвратится снова на привычные высокие широты. Так что это иллюзия, что полярного сияния не было нигде, кроме как на Севере.
— Кстати, ваш вчерашний прогноз на полярное сияние в Якутске сбылся. Прошлой ночью его наблюдали в небе над городом. Каким методом вы пользуетесь в прогнозировании?
— Ко мне поступают данные с тринадцати полярных станций, расположенных в Арктике и Антарктике. То есть Земля как прибор. Земля — это точка по сравнению с Солнцем. И вот часть приборов стоит условно внизу, и часть — условно наверху. Это сырые данные, и потом я обрабатываю их по специальному алгоритму. Этим я занимаюсь большую часть жизни. Начинал с данных со всего одной станции и вот пришел к этому. И вот оперативный режим, что я сейчас показываю, а есть еще среднесрочный и долгосрочный — там все намного сложнее, там уже нужно попотеть. (Открывает долгосрочный прогноз.) Вот отсюда видно, что начинается новый цикл (это несколько лет назад). Кстати, это как раз к моему прогнозу, о котором мы говорили в начале беседы, когда я за много лет спрогнозировал минимальный цикл, в то время как почти все говорили о максимальном. А вообще (показывает на оперативную схему), приличное сейчас должно быть сияние в Якутске — и сегодня ночью, и послезавтра (беседа проходила во вторник, 17 сентября).
— Когда мы вспоминали с Гермогеном Филипповичем Крымским о вас, то он сказал, что вы как знахарь. Что ваши методы иногда не совсем научные, но в итоге вы оказываетесь правы. Это об интуиции? И тут, кстати, вспоминаются слова Эйнштейна: «Воображение важнее, чем знания. Знания ограничены, а воображение охватывает целый мир, стимулируя прогресс».
— С Эйнштейном я вполне согласен. А что касается интуиции, то она не работает постоянно и быстро тупится, если ее не использовать по назначению. Мы же скальпелем дрова не рубим. И где ее целесообразно использовать? Не совсем тоже ясно. Но все-таки, полагаю, там, где обычные методы не работают. У меня была когда-то учительница, и вот она однажды сказала: «Если у вас не получается решить задачу за час, то бросайте и потом снова к ней вернитесь». Это как крутиться, как та белка в колесе. Человек сам решает, когда использовать интуицию, здесь нет алгоритма. В одном случае срабатывает, в другом — нет. Нужно изощряться, и в каждой непонятной ситуации продумывать интуитивно и выходить на новый подход. Раз и навсегда заданный подход не работает. Один раз получилось, а в другой может и не получиться. Поэт Александр Блок сказал: «Сотри случайные черты, и ты увидишь: мир прекрасен». Но что такое стереть «случайные черты»? Нужно понимать, что они случайные и их можно стереть без опасения вылить вместе с водой ребенка. Блок сказал просто и со вкусом. В моей работе «стереть случайные черты» означает найти такую аппроксимирующую функцию, чтобы меньше было лишних хвостов, которая хорошо бы описывала явление. А значит, нужно знать явление и подобрать нужную функцию. Или можно еще вспомнить и ответ Микеланджело на вопрос ему о том, как у него получаются такие гениальные работы: «Я просто убираю все лишнее».
И.БАРКОВ